— Где же все-таки я мог его видеть? В Петербурге? В Да хурээ? В Иркутске? На границе в таможне?.. Нет-нет, — шептал он, не сводя глаз с офицера, а сам делал вид, что продолжает буравить брусья.
Офицер вглядывался в каждого пленного, словно искал потерянную овцу или выбраковывал стадо. Подошел он и к Батбаяру. Тот не успел отвернуться, и пронзительный взгляд, скользнув по его лицу, ожег словно пламенем. Батбаяр невольно попятился. Офицер остановился. Наверное, внимание его привлекли шрамы на лице Батбаяра, он что-то заподозрил и оглядел пленного с ног до головы. Затем спросил о чем-то у сопровождавших его нойонов; те удивленно переглянулись, замялись и позвали переводчика.
— Господин капитан спрашивает, кто ты и откуда?
Батбаяр замялся, не зная, что ответить. Инспектор нахмурил брови, звякнул шпорой.
— Что молчишь? Или забыл, откуда родом? — перевел толмач его вопрос.
— Я из хошуна сайн-нойон-хана, жил в верховьях реки Орхон.
— А как сюда попал? Может, ты конокрад? Или беглый политический? А может, охотишься за чужими женами? — тыкая пальцем в грудь Батбаяра, спросил офицер и громко захохотал, видно, очень довольный собственным остроумием. Батбаяру стало не по себе, и он уклончиво ответил:
— Я перегонял коров русского купца и остался, не смог перейти границу.
Капитан, грызя ноготь, краем глаза наблюдал за Батбаяром, потом приказал записать что-то одному из сопровождавших его офицеров и направился дальше.
— Что он сказал? — спросил Батбаяр у бурята, знавшего русский язык, когда офицеры ушли.
— Приказал доставить в первое отделение. Сам, говорит, допрошу Что-то он мне подозрительным показался. Что теперь с тобой будет, один бог ведает, — сказал бурят.
Пораженный Батбаяр посмотрел вслед инспектору «Я встречался с ним в Петербурге. Точно, он! Не может быть двух так похожих друг на друга людей. Помню, он точно так же подкручивал усы и тыкал в грудь пальцем при разговоре. Только сейчас лицо у него обветренное, красное, да ногти грызть стал… Это он тогда, в Петербурге, сказал: «Какой станет ваша страна, может решить только сам народ. Я думаю, что у нас в России скоро произойдут важные перемены…» Кем же он стал? Мне казалось, что он должен быть на стороне красных, А эти бандиты никак не могут быть красными. Они говорили, что ненавидят красных лютой ненавистью и готовы уничтожить любого, кто перейдет на их сторону. Почему же он стал белым офицером? Ведь он, кажется, был другом Бавгайжава. Хотел, чтобы свергли царя. В чем же дело? Может, это не он? Узнал он меня или не узнал? Я ведь упомянул имя сайн-нойон-хана нарочно, потому что он ездил в Россию. Разглядывал он меня пристально, значит, узнал. А зачем приказал доставить в какое-то первое отделение? Чтобы после допроса немедленно расстрелять? Что же делать? Бежать или ждать? Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Подожду!»
После приезда инспектора в лагере атамана Сухарева стало еще оживленнее, офицеры ходили подтянутые, веселые. «Что сулит мне этот допрос, счастье или беду?» — думал Батбаяр. А пленные шептались:
— Инспектор страсть как суров. Чуть что, хватается за пистолет, орет: «У тебя на роже написано, кто ты такой. В это трудное для страны время, когда идет борьба между силами зла и добра, каждый, кто исповедует желтую веру, должен честно служить своему богдыхану, насмерть биться с красными, забывшими и бога, и совесть, и добродетель. Нет обязанности более святой, чем отдать все силы на уничтожение красной опасности». Скажет так, а потом объявляет, что ты мобилизован в белую армию. Русских, что пригнали сюда, очень сурово допрашивает. Кричит: «Ты разносчик красной заразы», но в солдаты почему-то их не берет.
— Этот нойон объявил, что если монголы пойдут в солдаты, им будут платить по тридцать янчанов в месяц.
— Атаман, видно, скоро поведет солдат на север. В Россию, воевать… Инспектор говорил, что барон Унгерн обещал сбросить так называемое «красное правительство» России, ударить по нему с востока, и сказал, что все обязаны в это верить. Еще инспектор приказал прекратить попойки и не бегать за девками, а также проявлять больше усердия на учениях. Потому что борьба — это не забава. Ее ведут ради спасения мира от «красной заразы»… Скоро начнут воевать, и если мы впутаемся в эту войну, белые будут нас гнать впереди вроде щита.
«Раз пошла в народе молва о войне, значит, и вправду будут воевать. Инспектор этот наверняка человек барона Унгерна. А я, вместо того, чтобы бежать, чего-то жду. Но они могут победить, и если потом меня схватят, то, как говорится, «заставят семь раз умереть». Во всяком случае, воевать за чужую землю я не пойду. Не стану сражаться против красного правительства, я видел в Иркутске этих людей…»