— Взгляните,— сказала она.— Здесь нет налоговой печати штата. Это сигареты для военных.
Машинально они посмотрели внутрь шахты, но ничего не увидели. Да и что еще нужно было увидеть? Все и так было ясно как божий день. Обвал — отнюдь не случайность.
— Минуточку…— проговорил Поль,— это не обязательно так. Могло быть… Может быть, какой-то солдат во время караульной службы присел здесь отдохнуть в тени.
— Вы так думаете? — спросила она.
— Не знаю, просто не знаю.
Хоуп закурила. Они сидели там, озабоченные, ожидая, пока боль в ее ноге утихнет и можно будет возвращаться. Было очень тихо. Во время дневной жары даже птицы примолкли. Полю показалось, что он слышит далекий стук армейских генераторов. Но на таком расстоянии это было маловероятно, скорее всего ему почудилось. Говорят же фермеры, что они слышат шорох растущей травы.
Но тут, словно ножом прорезав тишину, раздался окрик: «Стой! Стрелять буду!» А потом послышался отрывистый, почти игрушечный выстрел из винтовки. Странно, что вопли, раздавшиеся где-то поблизости, походили на крики играющих детей — высокие, пронзительные, громкие. Поль тут же вскочил и втянул Хоуп в темноту шахты. Двух мнений о причинах стрельбы быть не могло. Даже возникло облегчение, что не надо больше придумывать разные логичные объяснения непонятному поведению армейцев. Укрывшись в туннеле, они осторожно выглянули. Поль хотел просто спрятаться и подождать, пока опасность минует. Двадцать минут? Полчаса? Он точно не знал. Обстоятельства подскажут. Но он никак не ожидал увидеть то, что они увидели,— два солдата несли носилки, на которых лежал человек в гражданском. Как только они услышали его жалобные вопли, Хоуп воскликнула:
— О боже мой! Ведь это Джим Ишида.
Вопли продолжались. Поль разобрал несколько фраз, которые донес порыв ветра:
— Я родился в этой стране… Никакого отношения не имею к Пирл-Харбору. Я такой же американец, как вы.— А потом, после нескольких неразборчивых выкриков, опять отчаянные патетические возгласы на высоких тонах: — Боже, благослови Америку!
— Что все это значит? — спросил Поль тихим голосом.
— Во время второй мировой войны он находился в одном из лагерей для интернированных,— объяснила Хоуп.— Может быть, он думает, что его снова хотят туда направить.
— Боже!
Из своего укрытия они наблюдали, как прошли солдаты. Ишида лежал на носилках и монотонно пел гимн, теперь уже гораздо тише. Следом за носилками шел сержант, которого они видели утром. Дуло его автомата было направлено на беспомощного пленника.
— О боже мой! — воскликнула Хоуп.
Поль посмотрел на нее, и без всяких слов потрясение, тревога, мольба, вылившиеся в этот возглас, относящийся к Джиму Ишиде, как бы выросли, охватывая и их, прятавшихся в туннеле, и весь Тарсус.
15 ЧАСОВ 50 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Хоуп отвернула штанину джинсов на поврежденной ноге и осторожно сняла кед. Она опустила ногу по щиколотку в холодную воду маленькой горной речки, которая сбегала вниз по ущелью Тарсуса. Сидя в нескольких шагах от нее, облокотившись на ствол большого дерева, Поль блаженствовал. После всех волнений и даже — надо признаться — страхов они были в безопасности. Ничего в мире нет более правдоподобного, чем молодая пара, сидящая у горной речки. Это вполне естественно. Режиссеры и сценаристы, когда не могут придумать ничего лучшего, располагают своих актеров и актрис на берегах озер, океанов и речек. Кроме того, Хоуп, охлаждавшая ногу, чтобы не распухла лодыжка, никакого подозрения вызвать не могла.
Все происходившее было для Поля совершенно ново. Он, конечно, видел кинофильмы с убийствами, читал детективы и верил их авторам, как все верят, что опасность и страх порождаются острыми, яркими инцидентами, всегда объяснимыми и чисто внешними. Но он совершенно не знал, даже не мог предположить, что существует другой страх. Страх, возникающий из ничего, когда внешне все обстоит благополучно, но в любой момент может произойти что-то ужасное. Не знаешь, с чем бороться, что делать. Им надо было пройти незамеченными от выхода из туннеля до берега речушки — всего лишь какие-то пятьдесят — сто ярдов. В этом не было ничего сложного. Лодыжка у Хоуп болела, но она, опираясь на Поля и прихрамывая, сумела преодолеть это расстояние. Сейчас их беспокоила вовсе не лодыжка. Их угнетало воспоминание о выстрелах, похожих на хлопки детского ружья, о страшном виде Ишиды и его ужасных воплях, а также о стычках Поля с солдатами. Ясное голубое небо, яркое солнце, зеленая листва и горы, рядом такие четкие, а далеко на севере — пастельно-прозрачные, все это поразительно не соответствовало возникшему у них чувству затравленности, как у зверька, который скрывается днем от ястреба, а ночью от совы.