— Я не знаю,— сказал Льюин. Он старался не выдать своего раздражения.— Я полагаю, они ходили гулять. Да, наверное, так и было. Она сказала, что мочила ногу в ручье.
Сначала Льюин считал эту подозрительность просто безобидной нелепостью, каких в армии немало. Но она становилась все более утомительной, ему надоело все время врать, говорить явную бессмыслицу людям, которые, как потом выяснялось, были учителями биологии. Ему также осточертело разыгрывать из себя хитроумного детектива. Ведь они врачи, а не полицейские. По крайней мере он.
— Хорошо,— сказал Робертсон,— теперь введи меня в курс дела. Что тут произошло за последние шесть часов?
Льюин рассказал ему, что произошло. Насчитывалось уже пятнадцать смертельных исходов…
Он повернулся, собираясь рассказать Робертсону о нескольких сложных случаях. Но тут через маленькую щель в занавеске Льюин заметил, что Хоуп встала со стула и подошла к стальному столу на колесиках. Продолжая разговаривать с Робертсоном и перечисляя критических больных, он наблюдал с каким-то отвлеченным интересом за тем, как Хоуп протянула руку и что-то взяла со стола. По всей вероятности — он не был в этом уверен, так как разглядеть было трудно,— она спрятала взятый предмет в задний карман джинсов. Закончив перечисление, Льюин добавил:
— Документы у меня в приемной.
— Нет, пока не нужно. Я их потом посмотрю. Сначала избавлюсь от этой парочки.
Льюин вошел в приемную следом за майором. Он не знал, о чем пойдет разговор, но предполагал, что это будет инквизиторский допрос, касающийся прогулки около речушки. А может, майор тоже заметил, как она что-то взяла? Скорее всего нет, но…
— Я полагаю, вы хотели меня видеть,— начал Робертсон.
Хоуп сидела на стуле возле стола. Поль прислонился к столу, полусидя на нем.
Майор сел за стол. Льюин встал около металлического столика на колесиках. Он слушал, как Хоуп объясняла майору, что она хотела позвонить врачу своей тети в Солт-Лейк-Сити. Раньше Льюин не замечал привлекательности Хоуп, потому что не обращал на нее никакого внимания. Но теперь он заметил, как умело она пустила в ход свое обаяние: улыбку, интонацию голоса, изящество фигуры.
Однако это не достигло цели. Робертсон был только вежлив, вполне дружелюбен, но сдержан. Он придумал какую-то маловероятную историю про строгую очередность переговоров по военным радиотелефонам, установленную для всех воинских частей. Затем немало удивил Льюина, пообещав позвонить ночью. Он записал фамилию и номер телефона врача в Солт-Лейк-Сити.
Пока они разговаривали, Льюин смотрел на металлический стол. Это напомнило ему детскую игру, в которой надо было один раз взглянуть и запомнить как можно больше предметов. Но сейчас он старался вспомнить только один предмет, который исчез, что было гораздо труднее. Если бы только он не устал! Если бы только он…
И тут он вспомнил. Конечно! Здесь была пачка декседрина. Он посмотрел на Хоуп и, слегка отступив влево, через решетчатую спинку стула разглядел контур пачки в ее заднем кармане. Да, это был декседрин. Но зачем он ей? Она непохожа на тех, кто пользуется амфетаминами для своего удовольствия. Совершенно непостижимо.
— Когда вы повредили ногу, миссис Уилсон? — спрашивал майор.
— Да около часа тому назад, я думаю,— ответила она.— Мы пошли погулять, чтобы немного от всего этого отдохнуть.
— Прекрасная мысль! — сказал Робертсон.— Хотелось бы самому иметь такую возможность. Вы не заметили… ничего необычного?
Майор резко обернулся и пробуравил Поля пристальным взглядом.
— Необычного? — спросил Поль.— Что вы хотите сказать?
— Необычного — значит выходящего из ряда обычного,— пояснил Робертсон, делая ударение на последних словах.
— Вы помните, Поль,— сказала Хоуп,— мы слышали крик? Или, во всяком случае, что-то похожее на крик. Поль даже хотел пойти и узнать,— пояснила она майору,— но он не мог оставить меня с больной ногой.
Льюин понял, что интересовало Робертсона. Конечно, задержание беглеца происходило примерно в одно время с их прогулкой. Почему он об этом сразу не подумал? А собственно говоря, почему он должен был об этом думать?
— Что это было,— спросил Поль.— Что случилось?
— Именно это я и хотел вам объяснить,— сказал Робертсон, наклоняясь вперед.— Мы еще не знаем точно, с какой болезнью имеем дело. Однако боюсь, что уже сейчас очевидны некоторые неприятные подробности. Не исключено расстройство психики, видимо, вследствие высокой температуры.
— Как это понимать? — спросил Поль.
— Ну, говоря прямо, больные, во всяком случае некоторые, становятся немного безумными, параноидными. Может быть, через некоторое время у них это пройдет, когда спадет температура. Но, конечно, пока мы этого не знаем. Вы слышали крик человека, который думал, что за ним гонятся крысы размером с собак. Они ему казались такими реальными, что он вскочил с кровати и убежал.