Я смотрю на Раздольную, уверенную в себе, красивую, современную… Таким как она место на обложке глянцевых журналов. А она здесь, с нами, стоит в полутемном коридоре между двух комнат на Громовой даче и рассуждает о том, как мне жить.
- Ты когда-нибудь любила? – задаю я ей вопрос, - по - настоящему? Как в романах?
Маша шарахается от меня, как будто я прокаженная. Глаза сверкают злобой.
- Идиотка. Полоумная. Каких романах? О рыцарях и их цепных псах? Правильно тебя Гром не уважает…Ты ж…ты ж… совсем того…
Я не иду за водой. Тихонько приоткрываю дверь и наблюдаю за тем, как Глеб одной рукой тискает Алинину пухлую грудь, а другой лезет под юбку.
Хриплое дыхание выдает мое присутствие. Я не успеваю прикрыть дверь, и он видит меня. Его губы расползаются в неторопливой улыбке.
- Хочешь присоединиться или так, посмотреть пришла?
В ушах стучит. От ужаса и смущения я не могу сдвинуться с места. Просто стою и смотрю, как Алина наклоняется к нему и целует в щеку, а потом в лоб. Глеб гладит ее по бедру, цепляется пальцами за край юбки, приподнимает ткань, еще больше обнажая черное кружево трусиков.
- Гро, убери ее, - просит девушка.
Не прекращая ласкать ее тело, Глеб равнодушно бросает мне через плечо:
- Моль, уберись.
Прикованная к своему позорному месту, я никак не могу оторваться от него.
Кажется, у меня отказали ноги.
- Мне повторить еще раз? – уже раздраженным тоном говорит он, и я делаю над собой усилие и отрываю ноги от пола.
- Она что и, правда, ненормальная? – голос Моховой доносится до меня откуда-то издалека.
- … - Гром что-то отвечает ей, но я не могу разобрать слов.
***
Я не успеваю увернуться, как оказываюсь в полной его власти. Сильные руки отрывают меня от земли, проносят пару метров и больно прислоняют к стволу дерева. От поцелуя с шершавой корой на мне сразу появляются многочисленные царапины. Облизываю губу, во рту солоноватый привкус крови. Грудь намертво зажата между деревом и Громом, дышать приходиться через раз. Пытаюсь крикнуть, но ничего не выходит. Из разбитых, приоткрытых губ вырывается лишь слабый стон, на который он тут же жестоко реагирует. Наматывает прядь моих роскошных локонов, созданных специально для него, на кулак и тянет руку на себя, отчего моя голова опрокидывается назад, и я вижу над собой синее небо и стаю птиц, летящую на юг.
- Никогда не смей разговаривать со мной в таком тоне! Не тебе решать, быть нашим отношениям или нет. И, раз я здесь, значит, так тому и быть. Вспомни нашу юность, ведь нам было хорошо вместе. Ты – послушная, скромная девочка, я – твой покровитель и защитник. Ты никогда не перечила мне, так что, продолжай в этом духе и все будет замечательно. Ты услышала меня и приняла к сведению? Надеюсь, у меня больше не будет с тобой проблем.
Я дрожу от страха и боли. Его рука скользит по моему бедру, я чувствую, как медленно ползет вверх подол платья, оголяя мое тело. Глеб ослабляет хватку и я успеваю жалобно выкрикнуть:
- Пожалуйста, не надо!
Рука на секунду замирает, а потом снова продолжает свой путь. Прохладный ветер проникает под оттопыренную ткань. Я покрываюсь мурашками от холода. Еще немного и он доберется до моих трусиков. С неуместным сожалением думаю о том, что надо было надеть красивое кружевное белье. Нет, это безумие какое-то, останавливаю я себя… Только полная идиотка может вот так, стоять посреди городского парка, прикованная неумолимой рукой к стволу дерева, трястись от холода и стыда и, при этом рассуждать о том, какие на ней трусики…
- Мило, - комментирует он и хлопает ладошкой по моему заду, - очаровательные трусики эпохи Владимира Ильича Ленина. А знаешь, очень даже эротично, - его рука еще раз прохаживается по мне и, не дав мне опомниться, с размаху шлепает по одной из половинок ягодиц.
Все заканчивается также неожиданно, как и началось.