«Ты ведешь себя безответственно, но все равно не сможешь навредить природе. Она даст сдачи », - сказал Махавира. «А что вселенная сможет сделать мне? - спросил Гошалак. - Я убил росток, но ничто уже не оживит его».
Махавира в ответ только рассмеялся. Они вошли в город и стали ходить по домам с чашей для подношений. Поев, они отправились в обратный путь, и тут перед ними открылось удивительное зрелище: растение снова пустило корни. Пока они были в городе, пошел дождь, с помощью которого корни растения вернулись в почву. Ветер помог маленьким корням принять прежнее положение.
Когда Махавира и Гошалак вновь проходили мимо растения, оно уже успело принять нормальное положение. «Посмотри на это растение, - сказал Махавира. - Я же говорил, что ты не сможешь навредить природе. Все твои усилия обернутся против тебя, поскольку так ты лишь отдалишься от существования. Подобное поведение нисколько не сближает тебя с вселенной. Обрати внимание на это растение. Никому и в голову не приходило, что дождь и ветер вместе могут вернуть к жизни такой крохотный росток, укоренить его в почве. Теперь оно будет жить как прежде. Оно кажется нам маленьким растением, но в действительности это составляющая громадной вселенной, огромного существования, величайшей силы».
«Здесь расходятся наши пути, - заключил Махавира. - Я не хочу, чтобы моим попутчиком был тот, кто противостоит существованию и не чувствует свою ответственность за судьбы мира». Говоря о своей философии, Махавира подчеркивал, что ненасилие лучше всего выражается через поклонение существованию. Ненасилие это просто составляющая поклонения.
Так всегда бывает: чем больше истинности вы обнаруживаете в себе, тем больше вы ощущаете ответственности за многое из того, о чем прежде никогда и не задумывались. Пусть критерий будет таким: чем больше ответственности за людей, вещи, мир вы чувствуете, тем больше в вас уверенности в правильности своего пути.
Один из моих преподавателей доктор Бихаридас, человек в летах, всю жизнь провел в уединении, поскольку он был настолько самодостаточным, так радовался собственному присутствию, что ни в ком не нуждался.
Этот профессор возглавлял кафедру, поэтому ему дали большой дом с террасой, в котором он жил один. Мы познакомились, и со временем он проникся ко мне теплыми отцовскими чувствами.
«Тебе не нужно жить в общежитии, - сказал он. - Живи в моем доме. Всю жизнь я провел наедине с самим собой». Он то и дело играл на ситаре. Мне кажется, он владел этим инструментом лучше многих музыкантов, а я слышал игру всех лучших ситаристов. Но он никогда не играл на ситаре ради увеселения слушателей, а брал ее в руки, когда у него было хорошо на душе.
Мой преподаватель всегда играл все равно как по расписанию. Он начинал исполнять мелодии на ситаре утром, в три часа. Вот уже семьдесят лет он играл на своем инструменте. В первый день я столкнулся с трудностью. Дело в том, что я привык читать до трех часов, а потом ложиться спать, но именно в этот час он просыпался.
Так мы мучили друг друга, тем более что я любил читать понравившиеся мне книги не про себя, а вслух. Читая текст про себя, вы воспринимаете его лишь частично. Но читая стихи громко, вы вовлекаетесь в их действие, на миг становитесь поэтом. Вы забываете о том, что эти стихи написал другой человек, впитываете их в свою плоть и кровь.
Разумеется, своей декламацией я не давал спать своему преподавателю. А когда в три часа я ложился спать, он докучал мне. В соседней комнате он принимался исполнять мелодии на электрических инструментах: гитаре, ситаре и прочих инструментах. Спустя два дня мы оба выбились из сил.
«Оставайся в этом доме, а я съеду!» - предложил он. «Не нужно вам никуда уезжать, - ответил я. - К тому же, вам некуда уезжать. У меня есть хотя бы место в общежитии. Я вернусь туда». Но он удерживал меня: «Я не могу позволить тебе съехать. Ты пришелся мне по душе. И мне нравится твое присутствие. Но наши привычки мешают друг другу. Я никогда никому не мешал, и мне тоже никто никогда не мешал. Я знаю тебя: ты не нарочно докучаешь мне. И все-таки наши привычки убьют нас обоих! Ты не попросишь меня играть в другое время, а я не попрошу тебя съехать. Поэтому я сказал, что уеду я, а ты оставайся в этом доме». «Я не могу жить в вашем доме, - уговаривал его я. - Если вы съедете, все равно университетские власти не позволят мне жить в этом доме, ведь его предоставили именно вам. Мне придется вернуться в общежитие». И мой преподаватель, прослезившись, пошел провожать меня в общежитие.
Я вспомнил его совершенно кстати, потому что больше ни разу в жизни не встречал такого ответственного и чувствительного человека. Даже по неосторожности ударив стул, он извинялся перед ним, перед стулом. «Господин Бихаридас, это перебор!» - восклицал я.