Рука выглядела какой-то… набрякшей? Опухшей? Главное, боли я не ощущал.
— Я их… — Ленкины глаза потемнели.
— Угомонись, — говорю тихо.
Даже если эта дрянь мимо вены льется, мне от этого ни хуже, ни лучше. А вот Тимохина мамаша как-то быстро всё исправляет. Главное, даже не успеваю понять, как именно. Тут потёрла, там подвинула… согнула-разогнула руку. Надавила то тут, то там.
Ну да, вены у меня есть.
Где-то несомненно есть.
Нахмурилась.
— У вас сосуды очень хрупкие, вам надо…
— Что здесь происходит? — в палату заглядывает медсестра — всегда удивляло, как они умеют приходить-то не вовремя. — Что вы делаете…
Дальнейшую перебранку наблюдаем мы втроем. Я, Ленка, обнимающая баул, и Тимоха с картошкой. Картошка в него явно больше не лезла, но и оставить такое богатство он не мог.
— Ты меня ещё учить будешь… что вообще посторонние делают… — нервный голос медсестры заставил поморщиться.
— Хватит, — сказал я.
И Ленка повторила чуть громче. А Ленка умела говорить так, что её и нынешние директора, что обычные, что коммерческие, в пару с эффективными менеджерами слушали. Куда там медсестре.
— Капельницу заменить, — Ленкин взгляд не предвещает ничего хорошего. — И с рукой сделайте что…
— У него вены…
— Вены. И не только вены, — вот не любила Ленка, когда ей возражают. И теперь ткнула в мамашу Тимохи. — Ты. Сможешь поставить нормально?
— Смогу.
— Тогда и ставь.
— Это… это не положено.
Да-да, не покладено и не зарыто. Слышали.
Вопрос решается быстро. А вот новую капельничку Тимохина мамка ставит на раз. Пальцы у неё ловкие, а я почти ничего и не ощущаю.
— Почему вообще не катетер? — спрашивает она, закрепляя иглу.
— Да чего-то там у них не заладилось, — отвечаю. — Я в этом не смыслю ни хрена.
Тимоха хихикает. И картошка вываливается изо рта.
— Ой…
— Извините, пожалуйста, — Тимохина мать убирает картофелину и сына за ухо с кровати стаскивает. — Я прослежу. Больше он вас не побеспокоит. Я не знала… отец вдруг решил, что хочет общаться…
— А так не хотел?
— Не особо, — она отводит взгляд, будто стыдясь. — Я думала, они в парк ходят или… Тимофей в прошлый раз игрушку принёс. И врал, что на горках катался.
— Врать своим — западло, — говорю.
И Тимоха обижается.
Надувается.
Да, с детьми сложно, особенно с мелкими.
— Иди, — указываю на дверь палаты. — И подумай…
— Папа… сказал, что так лучше, — он шмыгает носом. — Чтоб мама не нервничала… хорошо же.
Ну да. Папе — определенно. Привести малого, бросить… хорошо. Очень.
— Папа говорить может чего угодно. А у тебя своя голова на плечах должна быть. Думать надо. Ясно.
Кивает.
И руку протягивает робко так.
— Мир? Я… я так… лего оставить могу! Я ж так…
— Какое лего? — вспыхивает мать?
Понятия не имею, но коробка здоровая. Надеюсь, понравится.
— Да нет, это подарок, — руку поднять тяжело, пусть и не ту, которая капельницами сегодня обвита, но вот вторая с трудом отрывается от одеяла. И касаюсь теплых Тимохиных пальцев со страхом… нет, я ж не заразный. И вообще тут стерильно до охренения.
Но вдруг да…
Вдруг что-то случится от этого прикосновения.
— Мир, — отвечаю. И Тимоха убирает руку. — А теперь подожди там за дверью. С мамой твоей переговорим.
— Идём, — Ленка протягивает руку. — Слушай, знаешь, где тут воды взять можно? Пить хочется…
— Там кулер есть…
Ленка наверняка знает. Да и есть у неё, кому за водой сходить. Но уходят. И дверь она прикрывает. А я смотрю на женщину. Обычная. Может, когда-то была красавицей, но красота уход любит. А ей некогда. Она пашет и давно. Устала вон.
— Я… мне жаль…
— За работу очень держишься? — интересуюсь. — Руки у тебя больно хорошие. Иди ко мне.
— Кем?
— Медсестрой. Будешь вон иголки втыкать и за машинками этими следить. Не обижу.
Она вздыхает и качает головой:
— Извините, но… нет.
— Чего так?
Поджимает губы. Неприятно говорить людям, что они скоро сдохнуть. Но и врать она не станет. По лицу вижу. А ведь сынуля Викушин хорошую женщину нашёл. Только, как любой придурок, не понял. Я вот тоже мало что понимал.
— Вам… недолго осталось. А мне… увольняться. И потом куда? Здесь не оставят. Здесь… место для своих.
А этих своих она ткнула носом в грязь.
— Могу… подработкой… ночью, — она вцепляется в свою сумку. — Подежурить… когда своих нет.
— Подежурь, — соглашаюсь. — А малого куда денешь?
— Подруга присмотрит. Мы вместе квартиру снимаем. Они ладят. Да и Тимоха самостоятельный. А деньги мне нужны.