А мужик своё дело знает. Скоренько два плюс два сложил.
— Под кроватью, верно?
— Я… просто…
— Испугались.
— Да.
— Но не настолько, чтобы не позвонить мне.
— Извините.
— Все мы люди, все мы человеки. И не мне осуждать чужие слабости. Вы правильно сделали.
— Надо было сразу. И ничего не трогать.
— Отнюдь, Евдокия Путятична, отнюдь… ваша эскапада наоборот сыграет на руку. Объявим всё несчастным случаем. Скажем, произошёл стихийный прорыв где-нибудь неподалёку… есть подходящее место?
— Скотобойни. Там, у реки.
— Хороший вариант. Кровь и страдания, и люди… да, пожалуй. И не так далеко… прорыв ликвидирован, но тень пробилась в мир и привязалась… мясо к вам оттуда возят? Вот и тень привезли. А она проникла, затаилась и решила убить мальца.
— Зачем? — устало поинтересовалась Евдокия Путятична.
— Затем, что его и вправду хотели убить. Кто-то ведь притащил запечатанную тень. И выпустил её. Открыл окно. У вас очень тугие шпингалеты. Ребёнку с такими не справится.
— Специально… делали.
— Видите. И иконы висят высоко. А потолки и сами по себе не низкие. Небось, шторы крюком двигаете?
— Да…
— Кто-то крюком и икону сместил, отчего защитный контур нарушился. И тень пробралась. А чтоб она взяла того, кто нужен, под кровать манок поставили. И в любом ином случае мальчишка бы не дожил до утра.
— Но… но кому это понадобилось?
— Вот и мне, Евдокиюшка, тоже интересно, кому ж мог понадобиться бастард не самого важного рода.
— Громовы…
— Охотники, верно. И род старый, известный, хотя не сказать, чтоб так уж силён. Во власть никогда не лезли, в столицах и вовсе гости редкие. Сидят себе на своих окраинах, сторожат болота. Тварей вон побивают. Пользу приносят людям… писала им?
— Писала.
— Сколько писем отправила?
— Три. Одно, когда мальчика привезли. Он был весьма растерян. И… сами видите, ребенок совершенно домашний. Ему тут тяжело. Ещё и слепой.
Тень ползет, норовя вжаться в камень. И в какой-то момент у неё даже получается. Она впитывается, втекает внутрь, и звуки становятся более отчётливыми.
Теперь до нас долетает звон посуды.
Чаёвничают.
— Потом, когда заподозрила, что дар у него вот-вот в активную фазу перейдёт. Случайно вышло… он с одними тут…
— Подрался?
— Верно, — я почти вижу, как она морщится. Ей неприятно говорить о таком.
— Мальчишки. Всегда дерутся…
— Там скорее били. И крепко так. Я даже испугалась, чтоб не слишком… сами понимаете, на моё место желающих хватает. А случай больно удобный. Смешно.
— Что именно смешным показалось?
— Я за это место не держусь. Нет, не подумайте… я стараюсь. Я свою часть сделки исполняю, как и обещала.
— Знаю, — произнёс Михаил Иванович успокаивающе. — Может, от титула тебе и отказали, да только честь, она не к титулам прикручена. Так что сомнений у меня нет, что княжна Белецкая делает всё, дабы вверенные её заботам сироты не знали беды.
— Это вот как раз не в моих силах, — вздохнула Евдокия Путятична. — Но да, я стараюсь… третье написала как раз после происшествия…
— И как?
— Ничего. Я уже в письме том предложила отказной лист оформить, чтоб другие могли мальчика посмотреть. Всё-таки дар немалый, а Охотники нужны. С таким потенциалом, как у него, желающих хватит. Странно, что до сих пор никто не объявился.
— Очень странно, — согласился Михаил Иванович.
Савка сразу и загордился.
Мне же другое было интересно. Со страшным дознавателем из самого Синода наша Евдокия Путятична, княжна в отставке, как выяснилось, беседовала как со старым знакомцем. Может, конечно, и не совсем, чтобы другом, но всяко приятелем.
— Думаю, надо ещё одно письмо написать, — Михаил Иванович продолжил разговор. — Только не почтою, а я сам его доставлю. Заодно уж и побеседую, выясню, надобен ли им мальчик.
— Опять какая-то игра?
— Куда ж без них, Евдокиюшка…
— Думаете…
— Думаю, что писем твоих они не получали.
— Я и звонить пыталась. Несколько раз. Но… там трубку никто не берёт. Впрочем, на окраине связь всегда ненадёжна. Постоянные обрывы, и искажения опять же… но если так… почту я отправляю в город.
— И кто возит?
— Когда кто. Чаще всего Фёдор… зачем ему этот мальчишка?
— Ему-то незачем…
Савка поднёс руки к губам и подул. Пальцы окоченели? Да мы их почти не чувствуем. Это тень. Силы жрёт немало. И надо бы возвращать, пока вовсе нас не высосала.
— Вы что-то знаете?
— Не знаю, скорее уж… Евдокиюшка, я вот службу батюшке справить помогу. Благословением поделюсь.