Прямо чувствую его.
Кожей чувствую.
И не один я. Метелька вон тоже в кровати сел, сгорбился, подперев подбородок кулаком.
— Разбудил? — бросил он, заметив, что и я не сплю.
— Не. Сам… кажись, спать больше не хочется. Тут только и делаешь, что жрёшь да спишь, — я подавил зевок. Оно и правда. Больничный режим расслаблял. И если поначалу это было хорошо, потому что передышка нам требовалась и требовалась отчаянно, то теперь я начал уставать от безделья. — А ты чего?
— Да… не знаю. Ворон этот. Взбаламутил. Он же ж правду говорит… там, если так-то, ничего не менялось… и да, отец всё думал, как бы землицы побольше прибрать, но как побольше, когда всё вот так вот, а? И даже если взять, то с нею ж управляться надо. Сама не вспашет и не засеет, а мы на большее тоже не потянем. Мы ж неплохо жили, Савка. Не сказать, чтоб прямо вот богато, но… по весне кору не грызли.
Наверное, это вполне даже достижение.
— И обувка у малых имелась. Мне он даже сапоги обещали справить, — Метелька шмыгнул носом. — А староста ходил по дворам, предлагал маслобойню поставить, чтоб такую, большую, которая сама масло месит. И тогда уж маслом торговать. У него на механическую денег не хватало, а вот если б общиною, можно было б ссуду взять. В банке. Общинникам выдавали. И думаешь, нашёл кого? Побоялись. А вдруг не выйдет? А вдруг масло не получится? Вдруг, даже если и получится, его не купит никто. Денег… он тогда нашёл какого-то купца и на пару поставил. Стал молоко скупать. Вроде и всем хорошо…
— Но стали возмущаться, что он богатеет, а их обирает?
— Точно. Он тогда предложил сотворить кооперацию. Стадо поширить, быка прикупить, чтоб одного, на деревню. И коров хороших, рыжих, чтоб, значит, молоко жирное. Тогда уж кумекать стали.[2]
— Но?
— Не успели.
Сказано это было тихо и с горечью.
— Думаешь, было б иначе?
— Не знаю, Сав… он ведь где-то прав. Так?
— Так.
— Вместе ж проще… артельщики вон вместе. И на промысел ходят, и так-то… но да, и ты прав, что они то ругаются, то делятся.
— То обиды копят. Тут всё сложно, Метелька… слушай, а ты не обижаешься, что не по имени-то зову?
— Да не. Мне так привычней…
— А Метелька с чего?
— Да… как-то повелось. Это у вас, благородных, с малых лет по имени. А у нас прозвища приняты. Имя-то… мало ли, какая нечисть услышит.
Ещё одно суеверие. Но нет ничего крепче суеверий.
— Так думаешь, не получится? Как Ворон говорил? Чтоб людей собрать и одним хозяйством? Оно ж так и рук рабочих поболей, и с деньгами попроще, потому что наши, даже если б не случилось беды, они б долго разговоры говорили да рядились. А так вот…
— Что-то получится. Но скажи, что будет, если, скажем, в твою деревню пришёл бы человек и велел бы всю скотину в общее стадо отдать. Ну вот как Ворон предлагал, чтоб все вместе заботились. Отдал бы кто?
Метелька хмыкнул.
— Доброй волей?
— Вот… уже понимаешь, что доброй воли нет. И не будет. Какие листовки не пиши, а народ со своим не расстанется. А если б он сказал, что тех, кто скотину не отдаст, расстреляют?
— За что?
— За то, что не отдают.
— Скажешь тоже… это ж их скотина!
— Так нет больше частной собственности. И выходит, что не их.
— Ну… не, бред.
Если бы.
— Но если так-то… мамка бы точно велела забить. Если всё одно отберут, то хоть бы мясо осталось.[3] Ну, чутка осталось бы…
— Чутка. Надолго его не хватило бы. Идём дальше. Земля также стала бы общей. И работали бы на ней сообща, да, но… смотри, если не твоё, то и распорядиться ты не можешь. Скажем, зерно продавать пойдёшь не на рынок, а только государству. И за ту цену, что оно поставит. Даже если тебе не выгодно. И даже не ты пойдёшь, а этот вот… колхоз.
— Кто?
— Коллективное хозяйство. Колхоз. Председатель его. Главный. Вроде старосты. Вот он продаст. Потом заплатит налоги, купит там чего сочтёт нужным, потому что ж и техника нужна, и топливо, и обслуживать. Ну и отложить надобно. Урожай-то раз в год, а жить придётся целый. И вот что останется, то и разделит на всех работавших. Думаешь, много выйдет?
Метелька ничего не ответил.
А я… когда там Профессор рассказывал про это вот всё… продразвёрстка, талоны, расстрел мешочников, враги народа… это всё казалось далёким.