Я думаю.
Но… выходит, я прав? Одарённый — жертва особая.
— Об этом тоже напишите. В подробностях.
— Надо ли? Всё же…
— Надо. Никто не будет сочувствовать тем, кто приносит жертвы. И такие… и про Настеньку. И про Дарью Ивановну. Будущая целительница и монахиня, всю жизнь отдавшая служению. Это…
Это дерьмо, за которое я тоже спрошу. Потом. Как доберусь.
— А вас как задело? — спрашиваю.
— Да я тоже, каюсь, не усидел. Как стена посыпалась, то щит поставил, помог людям выйти… своих крикнул, чтоб уводили подальше куда.
Лицо потемнело. А рубец налился кровью.
— Сам же полез… не подумайте, что геройствовать… но уже было понятно, что всё идёт не так… не по плану.
Ну да.
Причём с планами не задалось со всех сторон.
— Но я всё же дарник. И сильный. И мог помочь. Поднялся на второй этаж, а там… я никогда не бывал на той стороне. Коридор. Туман. И в этом тумане будто шевелится нечто, — его откровенно передёрнуло. — Я смотрю — Евдокимов. Окликнул. Он повернулся и на меня. Вроде идёт, идёт… в тумане сложно понять. Кажется, что близко, но… он идёт, а как на месте. Потом встал и рукой машет. Крикнул ещё, мол, помогите…
— И вы полезли помогать?
— Скажем так, я не имел права бросать его. Но с другой стороны я всё же получил некоторый опыт, вот и возникли подозрения. Я крикнул, чтоб он доложился, а эта тварь как рванёт, — Карп Евстратович перекрестился. — Мне она по сей день снится… она и Настенька с Дарьей Ивановной.
— У каждого свои мертвецы.
— Это верно, — Карп Евстратович выпрямился. — И детям о том бы не знать, но…
Замолчал.
Я не торопил. Я вот думал о том, что если тихонечко, кончиком пальца, поскрести шкуру, то оно ж сильно не навредит. А зуд, глядишь, и уймётся.
Или нет?
— Так это… покойник вас так?
— Нет. Евдокимова я сумел положить… — щека дёрнулась, видать, и это воспоминание было не из приятных. — Но появились иные. И как-то вот… странное место. Жуткое. Вот вроде бы и видно немного, туман кругом один, а всё одно…
— Просто оно не для людей. Так-то особой жути нет. Место как место. Трава, леса вон…
— Твари.
— Мы с их точки зрения тоже красотой не отличаемся.
— Никогда о том не задумывался, но, пожалуй, что да.
Я и сам, честно говоря, не задумывался. К слову пришлось.
— Я, говоря по правде, — продолжил Карп Евстратович, — приготовился умереть с честью, ибо силы таяли… как-то это совсем уж нелепо звучит… прям как из романа.
Фыркнул и отвернулся, точно стесняясь сказанного.
— И дальше-то чего было?
Нет, он мне всю душу вымотает этими откровениями.
— Дальше… а дальше опять как в романе. Земля затряслась, выпуская чудовище… как вам описать… вот слыхали, что в Лондоне под землёй поезда пустили? У нас, к слову, тоже собираются, но всё-то никак не поделят, кому строить и за сколько. Так вот, будто бы такой поезд, проклятый, обзавёлся пастью во всю ширь. А в ней зубы рядами, и каждый — с меня величиной.
Живенько описывает.
Я даже порадовался, что тварь ту не разглядел сполна.
— А вокруг пасти его — щупальца. Вот как у кракена, если случалось читать про этих тварей. От рёва сего создания содрогнулась земля. Я тоже содрогнулся, чего не стыжусь, ибо ничего-то более ужасающего и отвратительного не довелось мне видеть…
Может, ему самому романы писать? А что, живо получается, образно.
— Я только и успел выставить щит, но он лишь ослабил удар. Меня отшвырнуло в сторону, а кожу обожгло слизью. И боль была… изрядной. Думаю, вторым ударом тварь просто-напросто раздавила бы меня. Однако в этот миг воссиял божественный свет, тьма и туман отступили. Мертвецы обратились пеплом. А тварь издала крик. И от крика её я оглох… Николя сказал, что барабанные перепонки порвались, но это так, мелочи…
Ну да, сам цел, а перепонки отрастут.
— Главное, что создание тьмы, опалённое светом, поспешило скрыться под землёй. А я узрел ангела. И был то ангел гнева, с мечом разящим. В общем, я тогда ещё подумал, что мне это перед смертью бредится. Слыхал, что у многих перед смертью случаются видения. А я чем хуже? Но оказалось, что это Алексей Михайлович явились… что-то ваше, молодой человек, лечение с ним сделало…
— Жалуетесь?
— Отнюдь. Хотя вот… знаете, свет божественный, как выяснилось, и опалить способен.
[1] С. Г. Нечаев. Катехизис революционера