[2] Одним из немаловажных факторов, способствовавших вовлечению большого числа молодых людей в революционные движения, — как раз социальное одобрение. Образ борцов против самодержавия романтизировался. Новость об оправдании Веры Засулич судом присяжных была встречена рукоплесканиями. Революционеры представлялись в глазах общественности жертвами режима и в целом благородными юношами и девушками, которые здесь и сейчас совершают подвиг.
Глава 34
Глава 34
— Когда-нибудь сяду за мемуары, — произнёс Карп Евстратович презадумчиво, мечтательно даже, будто заранее предвкушая сей момент. — Но вряд ли потомки мне поверят…
— Лучше за роман.
— Полагаете?
— Начните там с малого. С повести. Скажем, о храбром благородном следователе, который искал убийцу и был вынужден заглянуть на ту сторону. У вас получится.
— Не уверен… я, конечно, баловался сочинительством, но это когда ещё было. И сейчас хватает дел серьёзных, забот вон…
— Хватает, — согласился я. — И до конца жизни эти дела никуда не денутся. Их только прибавляться будет год от года.
— Это бы от стариков слышать, а не от недоросля.
Сам он… недоросль. Нормальный у меня рост. Среднестатистический, сколь понимаю.
— Отдушина нужна, — говорю ему то, что мне когда-то говорил умный человек, а я был дураком и решил, что говорит он это не мне, а так, в целом. — Иначе и разум устаёт, и душа черствеет.
— Может, и так.
— В конце концов, начните. А там понравится — продолжите. Нет… ну, значит, не судьба.
— И то верно.
А за ус себя он ущипнул. Усы вот уцелели. Подгорели чутка, но это же мелочь, если так-то.
— Людей вывели? — уточняю. — А то я там ещё… свет чересчур… светлый как для меня.
— Не только для вас. Но да. Вывели. Алексей Михайлович сказал, что в том исключительно ваша заслуга, Савелий. Что сила силой, но вот куда идти, он не ведал. Тот мир для него ещё более сумрачен, чем для обычного человека. И что вся суть его требовала изничтожить тьму. Но он держался.
— Хорошо, — говорю. И видя недоуменный взгляд, поясняю. — Хорошо, что держался.
И додержался до твари.
— И хорошо, что вывести успели. А то ведь…
Договаривать не пришлось.
И без того мы друг друга поняли.
Карп Евстратович тросточку к себе подвинул:
— Ваше участие спасло многие жизни. Полагаю, что в том числе мою. Вас бы наградить по заслугам, но Алексей Михайлович пока велел не распространяться о вашем участии. И решение это я всецело поддерживаю. Излишнее внимание вам ни к чему. Так что вы числитесь средь пострадавших при нападении на госпиталь. Надеюсь, вы не в обиде.
Вот и хорошо. Вот и чудесно.
— Нисколько. Мне с ними ещё работать. Ни к чему, чтоб кто-то знал больше, чем стоит.
Слишком много у них друзей, как выразился Ворон. И Карп Евстратович кивнул.
— Те, кто был на той стороне, умеют молчать.
Надеюсь на это.
С другой стороны, я ж клятву революционера не давал, верно? Всегда можно сказать, что тварей почуял, и что задача охотника — защищать людей от порождений тьмы. И как там? Вся моя суть требовала. Небось, против сути не попрёшь. Ну или что-то в этом духе…
В общем, вывернусь.
— Думаете, они выйдут на вас? — Карп Евстратович был настроен скептически.
— Выйдут. Не сразу, конечно, но всенепременно
И не потому, что я так уж сильно им необходим. Нет, дело не во мне. И не в Татьяне с Тимохой, и даже не в Мишке. Теперь я точно знал, что им нужна Светочка.
Так что объявятся.
— И чем планируете заняться? — поинтересовался Карп Евстратович.
— Честно говоря, не знаю.
На родину съездить, в дом, где Савка жил. Может, тот и сгорел, но… что-то подсказывает, что заглянуть туда всё-таки стоит.
— В таком случае Алексей Михайлович предлагает вам пойти учиться.
— Мне⁈
Вот чего не ожидал, так этакого… внезапного поворота.
— Аккурат вчера суд вынес решение, обязав Воротынцевых выплатить компенсацию вам и иным, пострадавшим при прорыве на фабрике. Вторую вы получите от жандармского управления. Не только вы, но и все, кто получил ранения. И да, газеты о том напишут. Возможно, поступят какие-то выплаты и от государя. Он часто оказывает помощь нуждающимся.
Сейчас проникнусь высочайшею добротой.