— Полагаете, мы имеем какое-то отношение…
— А на той неделе банк ограбили, — перебил Еремей. — Главное, у всех, кто в зале был, изъяли и деньги, и драгоценности, а взамен роздали прокламации с уверениями, что всё-то изъятое пойдёт народу. Ещё можно несколько мелких налётов вспомнить. Или вот…
— Хватит. То есть вы хотите денег?
— Я — да. Точнее не просто денег, но постоянных. Так сказать, регулярного дохода, который позволит закрыть основные жизненные интересы. А вот хозяин полагает, что надобно искать не деньги, но возможности. И что в любом деле можно возвысится. Но в вашем как раз это сделать проще.
— С чего бы?
— С того, что грамотных и сильных среди вас мало. Это… как его… конкуренция невелика.
— Он самоуверен.
— Есть такое. Но скажи, что не прав?
— Надеюсь, он понимает, что обратной дороги…
— А давай ты вот встретишься и сам спросишь, чего он там понимает, а чего не понимает. Я что? Я человек простой. Чего сказали, то и делаю.
— И чего делаешь?
— За хозяйством приглядываю. За Татьяной Ивановной, чтоб никто не обидел. За Тимошкою нашим… за мальчишками вон. И за тобою буду, если финтить вздумаешь.
На револьвер Светлов посмотрел, но руки убрал под стол, а после поинтересовался:
— А что за дар у него?
— У кого?
— У твоего хозяина? Чтоб мне понимать… насколько мы можем соответствовать его чаяниям. Так сказать. Или тоже промолчишь?
— Отчего же. Тут тайны нет. Охотник он.
— Даже так? Из чьих?
— Из своих. Собственных. Чего? Бискуповский он.
— Не слыхал.
— А то ты обо всех слыхал, — фыркнул Еремей. — Это тут, в Петербурге, бояре сидят, важные да именитые. На границе ж народец попроще. И Охотников там есть.
Тонкое место.
Самое, пожалуй, шаткое в нашей такой чудесной и почти правдоподобной легенде.
— Из ляхов?
— Когда-то давно, если так-то. Уж не одну сотню лет тут живут. Имечко осталось. Родовые грамоты тоже… были.
— Были?
— Были, — подтвердил Еремей. — Сгинули. С поместьем.
— Как так?
— Обыкновенно. Охотники не только тебе нужны. И Мишкин род не сам собою измельчал.
И снова Светлов на артефакт косится, убеждаясь, что слышит он правду и только правду. А как уж эту правду истолкует, тут не наша головная боль.
— Большие бояре мелких не больно жалуют. Ныне и вовсе подминать стали. Особенно некоторые.
— Воротынцевы?
— Они… у старика руки были длинные. Всё гребли да гребли…
— Новый не лучше.
— Может, и так. Нам с того дела нет.
— Если охотник, что ж артель не собрал? Или не пошёл служить?
— К кому? К тем, кто род до краю довёл? Или к другому кому, кто тоже жилы вытянет, а потом выплюнет и забудет, как звали? Да и Охотник из него не то, чтоб сильный. Так… чует тварей. Видеть учится. На той стороне бывал пару раз, но по краюшку. А это не то, что надобно. Тем паче не та у него натура, чтоб там выжить. Он скорее делец. Или артефактор…
А вот последнее слово заставило Светлова вздрогнуть.
— Ну да об этом ты с ним потолкуй… если желание будет.
Еремей поднялся.
— Ну… спасибо за чай. Что-то засиделся я… мальчишки, если захотят, пусть остаются. Послушают. Глядишь, вправду проникнуться.
Взгляд Светлова сверлил спину.
Нехорошо.
Будто примеряясь.
И уверен, что Еремей тоже этот взгляд чуял, хотя и шёл будто бы расслабленно.
— Передай там, чтоб потом не шлялились, где попадя. И на фабрику, если что, могут не идти.
— Нет. На фабрику пусть пока ещё походят. Пару дней всего… для дела, — Светлов принял решение. — А как сделаем, так и поглядим, что дальше будет со всеми вами…
Дальше было, честно говоря, скучно.
Полутёмная комната, некогда бывшая библиотекой. От библиотеки сохранились книжные шкафы, плотни придвинутые один к другому, и запылённые книги в ближайшем. Ковёр тоже убрали, но светлое пятно паркета выдавало, что когда-то он был.
Зато появились лавки.
И стулья.
И даже кафедра, с которой гражданин Светлов ярко и эмоционально рассказывал о тяжёлой жизни рабочих. Рассказывал рабочим же, потому у некоторых нашёл живейший отклик. Пришли немногие. Несколько бледных женщин, державшихся вместе. И они-то, судя по перешёптываниям, явились не ради идей, а за вещами, которые Светлана обещала отдать после собрания. Пухлый пьяноватый мужчинка, явно не понимавший, где находится. Пара подростков нашего с Метелькой возраста. И к нашему удивлению — Анчеев. Его мы даже сперва не узнали. А он, глянув на нас с Метелькой, отвернулся и сплюнул под ноги. Сел в самом тёмном углу, себя обнявши, да и замер так.