Его правда.
Мало ли.
Далеко нам уйти не позволяют. Из чёрноты на дорожку шагает фигура:
— Стоять! Кто такие?
Окрик резкий.
Тип высокий. И что куда важнее, с револьверами в руках. И в левой, и в правой. От так прям по-ковбойски.
— Гости, — говорю. — Заблудились малёха. Сёмка велел во флигель идти.
— А сам где?
— Так, пошёл ужин вызванивать. Посидеть думали. Покумекать… газеты почитать. Так а где флигель-то? Тут у вас темень, прям страх. У нас на фабрике и то посветлее будет.
Чистая правда, между прочим.
— Там, — револьверы опускаются. — Вон, прямо, видите?
— Не-а…
— Я вижу, Савка, ты чего? Вона, тот? — Метелька руку вытягивает и тычет. — Такой, кривой? И ещё дерево подле?
— Где?
— Да там!
— Пойдём, — тип засовывает револьверы за пояс. — Провожу, раз вы Сёмкины друзья… тоже студенты?
— Мы? — Метелька расхохотался во весь голос. — Эк придумал ты, дядька! Поглянь, ну какие из нас студенты. Скажешь тоже. Работаем мы. На фабрике. Воротынцевской. А сюда от нас позвали послухать.
— И как?
— Послухали.
— И?
— Чего? Смешно бають. А Сёмка, он ничего, весёлый. И сестрица его хороша…
— Губу-то не раскатывай, — произнёс тип, не скрывая раздражения. — Не про тебя девка…
— Я ж так, просто…
— Иди, просто он…
[1] Реальная заметка, 1904 г
Глава 9
Глава 9
Одному студенту Медико-Хирургической Академии, при переходе с 1-го курса на второй, было дано неудовлетворительное свидетельство. В присутствии других студентов он дерзко потребовал в том отчета от ученого секретаря конференции; товарищи приняли его сторону; произошел шум. Студент (был исключен из Академии. Тогда студенты, неизвестно кем подстрекаемые и созываемые, стали собираться в числе нескольких сот человек уже в здании Академии и с запальчивостью требовали возвращения исключенного товарища. [1]
Отчёт генерала Шувалова о расследовании студенческих беспорядков.
Поводок пришлось достраивать по уже известной схеме. Призрак, забравшись на толстую ветку дерева, что росло близ дома, свесил куцые крылья и глаза прикрыл. А уж Тьма добралась до окна и в него просочилась.
Комната та же.
Только теперь в кресле, которое Еремей занимал, устроилась Эльжбета. Она запрокинула ногу за ногу, и глаза прикрыла, и в целом казалась спящей, только вот рука с зажатым в пальцах мундштуком слегка покачивалась.
А вот гражданин Светлов расхаживал по комнате.
— Не маячь, — произнесла Эльжбета хрипловатым голосом.
— Я думаю.
— Да что там думать. Надо было Митюшу следом послать и всё. Или Потоцкого.
— И?
Он развернулся и встал напротив окна.
Прищурил жёлтые глаза, и усы шевельнулись.
— Ты сам говорил, что нет человека — нет и проблемы…
— Тут бы скорее Митюши не стало бы. Вместе с Потоцким.
— Испугался старика?
— Старый, дорогая, не значит слабый. И я своему чутью верю. Этот и мне бы шею свернул, будь у него такое желание. А потому здесь не стоит спешить.
— Думаешь?
— Именно, что думаю…
— Ты ему веришь?
— Не больше, чем он нам. Где-то правду сказал, где-то…
— Неужели, соврал? — теперь в её голосе насмешка.
— Хуже. Сказал правду, но не всю…
— Аристократ желает присоединиться к революционерам…
— Не он первый, не он последний.
— Да, но не ради идеи, а в поисках выгоды…
— Можно подумать, ты у нас только за идею работаешь. Что ты слышала о Бискуповых?
— Ничего.
— Совсем?
— А что? По-твоему, если я родом из царства Польского, то должна слышать о каждом, кто, возможно, где-то там отметился? Фамилия — да, звучит… с границы? Возможно. Дворяне? Тоже возможно. Ты не хуже меня знаешь, сколько там шляхты. Куда ни плюнь, в благородного попадёшь. Так что, может, и правда из одарённых. Или нет… сам проверяй.
Она выпустила дым изо рта и затянулась.
— Хватит, — Светлов ударил по руке, выбивая мундштук. — Хватит травить себя этой дрянью!
— Или что? — Эльжбета совершенно не испугалась.