— Что ж, вам повезло, — пухлый целитель поправил очки в золочёной оправе. — Мелкие ушибы, некоторое истощение…
Он ощупывал Метельку, которого оставили напоследок.
Первым делом, само собою, осмотрели Карпа Евстратовича, который пытался сказать, что вовсе в том нужды нет, но его не послушали. Затем — Михаила Ивановича. Тот вот как раз вёл себя прилично, не пытаясь выскользнуть из цепких целительских рук, да и на вопросы отвечал спокойно, обстоятельно.
Там уже и до меня очередь дошла.
Нет, я подумывал отказаться, но Михаил Иванович нахмурился, а целитель покачал головой и сказал:
— Это в высшей степени безответственно!
Я вот сразу и усовестился.
Впрочем, осмотр прошёл быстро и по результату его доктор заявил, что имеет место небольшое сотрясение, ушибы и в целом-то ничего серьёзного. Кровь же, которою меня залило, — результат неглубокого рассечения кожи на макушке. Выглядит страшно, но…
Рану он зарастил прямо на мне.
А там уж Метелькой занялся.
И вот прилип к нему, что лист репейный, всё щупает, мнёт, поворачивает. И это его вот «дышите и не дышите» напрягает.
— Так… а вот тут уже… вдохните. Выдохните. И…
Он прижал обе ладони к Метелькиной спине, на которой выделялся выступающий из-под кожи позвоночник, ладони.
— И снова вдох… задержите дыхание. Вот насколько сумеете, настолько задержите. И теперь выдох медленно. Ощущаете тепло?
— Д-да.
— Где?
— Слева, — выдал Метелька и закашлялся.
— Сейчас может ощущаться жжение, но потерпите… — он был округлым, этот целитель, таким каким-то мягким с виду, от макушки до домашних тапочек, что виднелись из-под штанин. И пахло от него карамелью. — Терпите, терпите…
— Что с ним? — Карп Евстратович кутался в серый халат, принесённый сестрою милосердия.
— О, ничего серьёзного пока… есть кое-какие изменения в лёгких, сложно понять, возможно, начальная стадия чахотки.
Метелька подавился кашлем. А я выматерился, чем заработал полный укоризны взгляд Карпа Евстратовича.
— Или просто уплотнение ткани вследствие условий работы. Пылило, мальчик?
— Ещё как…
— Вот, пыль при вдыхании вызывает раздражение лёгочных пузырьков, возникают очаги воспаления, которые в дальнейшем… терпи-терпи, так надо… и дыши. Вдыхай так глубоко, как можешь.
— Вы его вылечите?
— Несомненно. Но я бы настоятельно рекомендовал сменить работу. У вашего друга организм не столь крепкий…
Да.
Верю.
И даже не в том дело, что я дарник. Савка ведь при матушке рос. Питание у него было, может, и избыточным, но мясо он видел не только по праздникам. Ягоды там, фрукты и прочее, детскому организму нужное. Да и в остальном матушка его берегла. А Метелька… он конкретно так не добрал.
Ни еды, ни заботы.
— Вот так. В ближайшие сутки будете много кашлять, возможно, что сплёвываться станет кровью. Не пугайтесь. Это будут выходить сгустки. Пыль, осевшая в лёгких, смешается со слизью, и таким образом выйдет. Завтра продолжим… думаю, дня три и забудете.
Он убрал руку и поглядел с сомнением:
— Ваше благородие, может, мальчиков переместить куда? А то ж кашлять и вправду станет много. Не выспитесь. Места-то имеются. И охрану приставим, коль уж вам так нужны.
— Ничего. Как-нибудь потерпим. Палата… вот завтра там и переведёте. И… Николя. Просьба к тебе будет. Если что… ранения серьёзные. У всех. Ты весь истратился, стабилизировал…
Целитель сложил руки на животе и покачал головой.
— Между прочим, Карп Евстратович, может, вам ваше сотрясение и кажется ерундою, но на деле оно вполне серьёзно. Как и глубокое истощение Михаила Ивановича. И будь моя воля, я бы погрузил вас в глубокий сон дней на семь.
— Вот… вот давай мы поговорим и ты погрузишь. До утра. Идёт?
Метелька закашлялся так, что прямо согнулся.
— Очень хорошо, — целитель положил руки на его спину. — И да… сначала завтрак, потом сон. Алевтина Егоровна вам подаст. У палаты, сколь понимаю, будут дежурить?
— Понятливый ты человек.
— А вы — безответственный…
— И пусть соседнюю палату приготовят.