Михаил Иванович кивает, мол, именно, что понимаю.
Оно и мне понятно, что воскрешение вчерашнего покойника — изрядное событие.
— Молитва и вера творят чудеса, — Михаил Иванович не без труда поднялся с колен. — Но пока, думаю, лучше будет если известие о… чуде не разойдётся далеко.
— Пожалуй, что так, — согласился Карп Евстратович презадумчиво. — Но надолго утаить тоже не выйдет. Даже если сейчас ограничим доступ, то всё одно… не та фигура, чтобы тихо получилось вернуться. Слишком многие сейчас за ним следят.
И вовсе не потому, что на выздоровление надеются. Скорее уж смерти ждут, пусть Карп Евстратович и не скажет этого вслух.
— Его переезд в госпиталь и без того сочли знаком…
— Конца? — не удержался я.
— Именно. И полагаю, многие ожидают, что вопрос решится в течение двух-трёх дней.
Вопрос лежал тихонько. Два-три дня? Хрен вам. Я вообще крепко подозреваю, что вопрос со здоровьем Алексея Михайловича решился кардинально. И не так, как ожидающие рассчитывали.
— И эти два-три дня надобно использовать наилучшим образом, — Карп Евстратович поправил сетку для волос, которая съехала набок. — Если, конечно…
Он замолчал, явно не желая озвучивать сомнения.
— Он очнётся? — я всё-таки сказал это вслух. — Должен…
Вопрос не в том, очнётся ли. А в том скорее, кем он очнётся. Но это уже не мне выяснять.
— Хорошо. В таком случае… что медицина бессильна, это все знают, — Карп Евстратович дёрнул сетку и сунул её в карман. Сам же, взъерошив волосы, которые поднялись дыбом, продолжил. — Но вот если и вправду в сторону веры повернуть? Скажем… молебен заказать во здравие? В Синоде? Чтоб по всем церквям? Или… к мощам? Реликвия…
Он отходил и снова начинал мыслить практично. Хотя сетку вытащил и начал мять, перебирать, точно чётки.
— Допустим… попросить, чтобы принесли… крест какой-нибудь? Или вот икону… даже не к нему, но в госпиталь?
— Во исцеление пострадавших от взрыва? — протянул задумчиво Михаил Иванович. — Вполне может получиться. Савелий, ты иди, отдохни, а то тут мы надолго. А ты умаялся весь. Только… ты целиком иди, добре? И свою зверушку придерживай на всякий случай. А то меч разящий, он и сам собою разить может, без особого разбирательства. Особенно, когда в таком от состоянии… а мы уж тут побеседуем. Есть неподалёку икона одна, из числа новообретённых…
Уж не тех ли? Хотя… я дальше слушать не стал. Совет-то дельный. И спать охота.
— … её аккурат той неделей в храм доставили. Свет в ней крепкий, и если объявить…
Я тихонько вышел, кивнул паре казаков, застывших у дверей палаты, и отправился к своей. Метельку вот разбудил.
— Чего? — вскинулся тот и опять кашлять начал.
— Ничего. Вроде вышло, только… опять через задницу.
— А… — Метелька сплюнул комок слизи. — У тебя всё через задницу…
А может, не на Алексея Михайловича надо было тратить кровь ангельскую? Или хотя бы малую частицу Метельке отщипнуть? Чтоб его изнутри светом тоже так прожарило. Правда, кажется, Алексею Михайловичу процедура удовольствия не доставила. Да и… вот не факт, что то, что очнётся, будет прошлым Алексеем Михайловичем.
Как-то они, крылатые, не больно на людей похожи.
И жаль, если так. Хороший ведь мужик. Был. Надеюсь, что и остался.
— На от, попей, — я налил воды в кружку, благо, графин и кружки в палате имелись. — Отпустит. Как ты…
— Николушка сказал, что ещё пару дней и забуду, что такое болезнь. Правда, прописал творог есть. А я его не особо-то люблю…
— Раз прописал, значит, будешь есть.
Метелька воду допил.
И хотелось поверить этому вот пухлому целителю. Но я молча забрался в свою постель и глаза закрыл. А утром нас разбудили с известием, что выгонять-то не выгоняют, раз уж мы крепко больные и почти при смерти, но переводят в другое место.
Только для начала целитель самолично замотал мне голову. Потом попрыскал бинты чем-то, отчего запахло ядрёной химией. Потом также замотали и руку, чтобы красиво сунуть её, негнущуюся, в повязку. В общем, вид стал вполне себе героически-поверженный. Ну а там уж и на каталке вывезли.
Лежать.
Я и лежал. Вообще, говоря по правде, отрубился сразу. Ночь бессонная, да и до неё высыпаться не доводилось. А тут одеялком прикрыли, со стены тепло идёт, ну и сморило.
Проснулся уже от голоса.