— Та, — ответил Тимоха и улыбнулся широко так, а потом вынул мизинец из носу, протянул руку и указательным пальцем коснулся Светланы. — Та!
А она не отшатнулась.
И рассмеялась только.
— Приходи! Я купила цветные карандаши…
— Свет, — а вот Симеону это не понравилось и настолько, что его прямо перекосило. — Это, конечно, хорошо, но… мы ж уходить собирались. Реально, нам пора уже.
— Да? — Светлана вытащила часики. — Ой, точно… заболталась я. Извините! Но я вас буду ждать! Приходите по адресу… ваш сопровождающий знает, он в прошлый раз у нас бывал. А вы, как понимаю…
— Свет… — Симеон вцепился в её руку и дёрнул. — Идём уже. Захотят — найдут.
Когда они всё-таки убрались, я её богу выдохнул с облегчением.
— Ну, — Татьяна встала над моей кроватью. — Рассказывай, во что ты вляпался!
— Интересно, — Татьяна протянула Тимохе пряника на палочке. Ещё пряник достался Метельке, а мне сказали, что пряника я не заслужил, а заслужил хорошую порку, но розги сейчас использовать бесчеловечно, к тому же что-то подсказывало, что поздновато. — Буча очнулась, это ведь хорошо?
— И всё-таки зачем им имена? — Мишка устроился у окна и пряника не взял.
— А тебе зачем?
— Я человек.
— А они тоже люди, — сказал я и руку протянул. — Тань, ну покорми брата, а? Я ж тут изголодался весь, помираючи!
— Они тени, — Мишка покачал головой.
— И люди. В какой-то мере.
В палату заглянул Еремей, хмыкнул и сказал:
— Пойду во дворе погуляю…
Двор при больнице тоже имелся, как и сад. Более того, Метельке настоятельно рекомендовалось в этом саду гулять.
— Изголодался он, — проворчала сестрица, но пряник дала. И молока налила, что мне, что Метельке. — Я завтра сельтерской воды принесу. Тёплая сельтерская вода очень полезна для лёгких. И ещё молоко с топлёным медвежьим жиром…
Метелька прям слегка побледнел.
— Я… уже почти поправился, — сказал он.
— А вот будешь пить, поправишься совсем. Думаешь, Буча очнулась из-за этой девушки? — она сменила тему резко, как делала это обычно.
— Не знаю. Но ты сама видела. Он только на неё и смотрел.
— Понравилась? — Михаил наклонился, заглядывая под кровать. — А может, мою тоже так… выманить?
Отношения с тенью у него были сложные.
Точнее он так говорил, а я вот и не вмешивался. Но случая поглядеть на Мишкину тень до сих пор не выпадало.
— Девушек вокруг хватает. Тимофея жалеют. В госпитале сёстры о нём заботятся, но он как-то… он их не замечает в лучшем случае, — это Татьяна произнесла задумчиво. — А тут вот… с ней определённо стоит познакомиться поближе.
— Стоит, но… Тань, это не безопасно.
Вот ей я рассказал и про дом.
И про подвал.
И про мои подозрения. И не только мои, потому что в совокупности с тем, что удалось от Михаила Ивановича узнать, перспективы у Светланы вырисовывались весьма однозначные.
Ещё и этот… химик-экспериментатор, что рядом крутится.
— Девушку надо спасти, — Михаил нахмурился.
Кто бы сомневался.
Интересно, это у Мишки психологический загиб такой, спасать всех встреченных девиц, или просто норма жизни?
— Спасём, — пообещал я братцу. — Но немного позже.
— Савелий. Это безответственно! Если всё на самом деле так, как ты сказал, то… — Мишка вскочил. — То медлить нельзя!
— О, доброго дня, — в палату заглянул давешний целитель. — У вас, я вижу, гости… Николай.
— Татьяна, — Татьяна протянула руку, которую Николя поцеловал.
Ну как, ткнулся губами.
Замер.
И снова ткнулся.
— Что вы… — Татьяна смутилась, ибо целовать руку дважды в обществе было не принято.
— Извините, вы не могли бы снять перчатку? — сказал Николай, руки не выпуская. Он её поворачивал влево и вправо, при этом старательно ощупывая. — Понимаю, что просьба моя звучит странно и, возможно, непозволительно, но мне кажется, что… уверяю, дело исключительно в области целительства…
Это он ангельскую силу почуял? Или что-то другое? Перчатки Татьяна носила даже дома, кажется, стесняясь белой этой кукольной кожи. Вот интересно, если у Алексея Михайловича такая побочка проявится, то как оно? Слышнев, конечно, не девица, но с другой стороны тоже живой человек.