— Нету. Улетела… так, очень любопытно… как понимаю, травма у нас не первая, да? И прежняя… ага, было воздействие, остаточные следы… так, ткань восстановилась. Очень любопытно. Вы позволите? Тут нужен более глубокий осмотр…
Мы переглянулись и кивнули.
— Делайте, — сипло сказал Мишка. — Всё, что нужно… и мы заплатим.
Николай Степанович отмахнулся. Кажется, вопросы оплаты его волновали постольку-поскольку.
— Так, дружок, — обратился он к Тимохе, — надо, чтобы ты полежал тихо. Спать хочешь? Сейчас я его…
Он не успел договорить, когда Тимоха просто закрыл глаза и начал заваливаться на бок.
— А вас, юноша, попрошу вас уступить кровать. Временно, исключительно временно…
Метелька без возражений перебрался ко мне.
— Любопытно…
Вот как-то это напрягает, когда доктору становится любопытно. По-моему, это прямо говорит, что у тебя там не просто зараза, но какая-нибудь такая, редкостная и хитровывернутая.
— Помогите, будьте добры… — это уже Мишке, и тот срывается помогать, укладывая Тимоху. Что сказать, тот помещается с трудом, потому что на его габариты кровать совсем даже не рассчитана. Она скрипит и опасно провисает по центру. Но Николай Степанович на такие мелочи внимания обращать не собирается.
— Любопытно… — повторяет он, и руки его окутывает зеленоватое сияние, которое перетекает на Тимоху. И уже его охватывает бледным дрожащим покрывалом.
[1] Пален, К. И., граф. Успехи революционной пропаганды в России: записка министра юстиции. Женева: Тип. Трусова, 1875.
Глава 19
Глава 19
Важно понимать, что природа так называемого «безумия» бывает весьма различно. И если люди тёмные в страхе своём спешат называть сумасшедшим всякого, чей облик, манеры и поведение отличаются от привычных им, то врачу, столкнувшемуся с чем-то подобным, следует проявить внимание и как минимум отделить болезнь, возникшую вследствие повреждения мозга, от болезни души.
Медицинский вестник
— Вот так, дружок, просыпайся. Конфетку хочешь? — Николай Степанович протянул руку, помогая Тимохе сесть. И конфетку из кармана халата достал. Потом смутился и пояснил. — Сладкое помогает быстро силы восстановить, вот с собой и ношу… как ты? Голова не кружится? Посиди…
— Та, — Тимоха конфетку взял и, развернув фантик, сунул в рот.
— Что ж, с мелкой моторикой у него всё в порядке, да и в целом с логикой и поведением. В рамках ситуации.
Терпеть не могу, когда они так изъясняются. Прямо вот… вроде красиво, но ни хрена не понятно.
— Бу, — сказал Тимоха, выпуская Бучу.
Или даже выталкивая. Та шлёпнулась под ноги, чтобы спешно нырнуть под кровать, и тут же зашипела. Ну да, под кроватью же Призрак.
Тот, правда, заклекотал, как почудилось, успокаивающе. И хвостом отрезал путь к отступлению. А потом вовсе крыла расправил и свернулся калачиком вокруг дрожащей Бучи.
— Маленький. Тяжело, — пояснила Тьма. — Еда. Надо?
— Надо, — я позволил ей выйти. — Людей не трогать. Только тени.
— Помню.
Нет, я знаю, что она помнит, но лучше лишний раз повторить, чем потом думать, что со случайными трупами делать.
— И к Слышневу… в общем, туда не суйся, к этому, мечу разящему.
А то тоже, мало ли.
— … был ранен и весьма серьёзно, — Николай Степанович нервно натирал стёкла очков. — И говоря по правде, я весьма удивлён тем, что ваш брат вообще жив и, более того, относительно здоров.
Из-за плеча Татьяны выглянула Птаха.
Любопытно стало?
У меня было ощущение, что наши тени как-то вот чуют друг друга, что ли? Если вовсе не связаны меж собой. Вон Птаха, мелко перебирая лапами, залезла сестрице на голову, а оттуда, расправив крылья, перелетела на кровать. Когти царапнули стальную трубу, крылья обвисли, а сама Птаха наклонилась, вытянула шею, явно пытаясь разглядеть, что там, внизу, происходи.
— Ур-р-рм, — сказал Призрак укоряюще.
— У-ху, — Птаха согласилась. И чуть подумавши, соскочила на пол.
— У-у-у, — тоненький голосок Бучи был полон обиды. — У-у-м.
А у Мишки глаз дёрнулся. Он положил ладонь себе на живот. Потом подвинул выше, явно пытаясь нащупать тень. И замер.
Пробует вытянуть?
— Брось, — тихо сказал я, надеясь, что меня услышат. — Не выйдет. Они не знакомы. Испугается.