Скучно.
Впрочем, на этот раз Симеон сам затыкается. И доходят они почти до ограды, у которой дежурит сонный, разомлевший на солнышке, жандарм. На парочку он смотрит, но так, по-доброму, снисходительно, как люди пожилые и в целом довольные жизнью, смотрят на тех, у кого жизнь только начинается.
— Сёма, ты преувеличиваешь. Никого она не угнетала, а за предков, ты сам говорил, мы не отвечаем. И вообще, тебе просто нужно познакомиться с ней поближе. Хочешь? Мы встречаемся вечером и завтра тоже. Можешь с нами. Вот увидишь, она — чудо!
Причём это было сказано с абсолютной убеждённостью.
Вот реально же блаженная.
И в блаженности своей непробиваемая. А главное, я пытаюсь понять, хорошо это или нет, но не выходит. Наверное, если для нас, то хорошо, а вот для самой Светочки? Впрочем, когда святым было просто?
— А этот её брат? Он тебя не пугает?
— Тимофей? Он тоже славный…
А Симеона прямо передёрнуло.
— Славный? Он… он же… ненормальный! — Симеон больше не пытался сдержать отвращение. — Он сумасшедший, он…
— И снова ты не прав. Тимофей болен и только. Это как контузия. И поправится он обязательно.
Я в это тоже верю. А тени подбираются ближе.
Так, стоять.
Мне этого типа тоже прибить хочется, но не надо моё желание принимать за инструкцию к действию. Во всяком случае, пока.
— Ты серьёзно?
Заладил, попугай.
— Конечно. Мы с Танечкой долго говорили…
Когда успели только?
— Когда вы успели? — удивился Симеон.
— Так вчера же. Вечером. Когда ты ушёл. Мне стало так одиноко в доме. Так пусто… я и решила позвонить. Номер Танечка оставила. Мы и встретились.
— Тебе нельзя выходить из дому!
— Почему?
Вот именно. Хороший вопрос.
— Это… это не безопасно! Ты хотя бы сопровождение взяла?
Точнее охрану.
— Зачем? — Светочка моргнула. — Недалеко ведь. Мы в кофейню зашли. Там так уютно… я целую вечность не бывала в кофейнях…
— Жалеешь?
— Что? Нет, конечно. Татьяна пригласила, а я… я подумала, что почему бы и нет. Ты всё равно на всю ночь ушёл. Светлый с тобой…
— Я работал!
— Понимаю, — кротко ответила Светлана. — Я и подумала, что почему бы не встретиться. Вот мы и говорили… и Тимофей тоже был. Татьяна всегда его с собой берет. Тем более, что её кузен тоже работал, и оставить было не с кем.
— И в школу вашу тоже потянет?
— Конечно. Он тихий. И забавный. Он мне рисунок нарисовал. Красивый, кстати… только не очень понятный. Там колонны, и чаша треснутая, из которой чёрная вода течёт. И всё такое… словами не рассказать. Я подумала, что нужно купить ему краски. Как считаешь? Масляные, наверное, нет. Их оттирать тяжело. И растворители опять же. Вдруг да выпьет? А вот акварель — в самый раз…
— Свет, ты себя слышишь? — Симеон не выдержал и развернулся, навис над хрупкою фигуркой.
Э нет, дело там, конспирация или ещё что, но если он девчонку хоть пальцем тронет, то… Тьма подобралась, готовая броситься.
— Ты реально готова возиться с этим… ненормальным? Может, ещё замуж за него выйдешь? А что? Он благородный, пусть без мозгов, но…
— Хватит, — голос Светланы стал жёстким. — Я тебя не узнаю. Зачем ты так говоришь?
— Как так?
— С отвращением. Как будто тебе противно.
— А тебе не противно? Смотреть на него? Говорить с ним. Нянчится… а когда начнёт слюни пускать, вытирать станешь?
— Если понадобится, — и вновь же спокойно. — Это просто человек. Он болен. И заболел не по своей вине.
Светлана отцепила руки Симеона от своего пальтеца.
— Тебя ведь не пугают другие больные?
— Я не боюсь!
— С той же чахоткой, хотя она довольно заразна. С ожогами. Со шрамами. Я видела, ты с ними говоришь спокойно, а тут…
И взгляд у неё выжидающий. Симеон под этим взглядом теряется.
— Просто… просто… я боюсь ненормальных, понимаешь? От них никогда не знаешь, чего ожидать. Вот он спокойный вроде, а потом возьмёт топор и всё…
— Ты преувеличиваешь, — она взяла Симеона под руку и потянула к выходу. — Это предрассудки и только.
— Не скажи… таких людей надо содержать отдельно.
— Некоторых и держат.
— Всех. В обязательном порядке. Она ведь ничего не сможет сделать, если её братец бросится, скажем, на тебя. Сил не хватит.