А мне вот интересно, где Карпа Евстратовича черти носят. Давно должен был явиться и высказать старому приятелю всё-то, что мне высказывать и вправду не по чину.
— В руках Святого престола многие нити…
— И с Синодом они не дружат?
— Именно. Но… не в том суть… когда стало ясно, что я болен и болезнь моя необычна, я обратился… за помощью… мы не воюем…
Но и в мире не живём.
— И?
Алексей Михайлович глянул искоса.
— Мне было отказано. Они имеют право отказать любому. В интересах Святого Престола.
Любопытно.
Весьма.
— А наши?
— Я вернулся. Скорым дирижаблем. Личным, Его императорского Величества. И был встречен его же личным целителем…
Ещё шаг.
И кресло совсем рядом.
— А ещё парой Охотников.
— И?
— И мне было сказано, что это не лечится.
Интересно.
Очень.
— А… — уточняю. — У них были тени?
— Были.
Ещё шаг. И выдох.
— Тени… убили бы меня, — Алексей Михайлович наклонился, пытаясь дотянуться до спинки кресла.
— Почему?
— Потому что тени… убивают людей… они поглощают и тьму, и поражённую тьмой душу.
— Ну… у вас там скорее тело было. В душу я не заглядывал. Но про душу это вам так сказали?
— Это всем известно. Тени опасны.
Тут спорить не буду.
— И даже самый опытный охотник не сможет полностью контролировать свою тень. А близость болезни, слабость их будоражит, — белые пальцы вцепились в подлокотник. — И я не знаю, как ты добился такого… послушания.
— Ну… — я поскреб макушку. — Я как бы это… и не добивался. Я с ними договорился просто.
Смех у Алексея Михайловича хриплый.
— Подай халат, пожалуйста. Там, в шкафу быть должен. Аннушка принесла…
— Поздравляю с женитьбой, — за халатом я сходил и вернулся.
— Благодарю. Анна… тоже будет рада принять вас в нашем доме. Когда это станет возможным.
Ага, в далёком и обязательно светлом будущем, в которое я, как приличный подросток, верю всей душой.
— А как… Сергей?
Надо бы и про невесту узнать, но как-то неловко, что ли. Будто напоминаю об обязательствах.
— Учится. Устроил в хорошую гимназию. Там его хвалят. У него незаурядный талант в артефакторике. Говорят, совершенно особый стиль мышления.
И надобно порадоваться, что Алексей Михайлович не из тех, кто этот стиль мышления ломать станет в угоду родовым обычаям.
— А вот Сиси пока с Анной… к сожалению, вам не стоит пока встречаться.
Да я и не сильно стремлюсь. Но Алексей Михайлович продолжает:
— Она всё-таки дитя. И вряд ли сумеет промолчать об этой встрече. А уж кто услышит сказанное, и вовсе…
— Матрёна?
Алексей Михайлович скривился, кажется, его тоже не жаловали.
— Анна к ней привязана, — произнёс он мрачно. — И дети тоже… но да, не слишком умна, хотя и предана.
— А договор?
— Мой тесть — человек весьма… предусмотрительный. И важные бумаги хранит в Императорском банке. Есть там особое отделение, которое защищено, пожалуй, не хуже государевой сокровищницы.
— И когда… поместили?
— А вот сразу, как случилось несчастье с Громовыми. Генерал ещё и приказ получил, отбыть к восточной границе. И сами понимаете, с переездами столько хлопот… вот и передал. На хранение.
Хорошая теория.
Многое объясняет.
— Кстати, Сиси заявила, что её дорогой жених жив.
Чтоб…
— Впрочем, это списали на волнение, женскую впечатлительность и чересчур живое воображение. А потом я просто запретил заговаривать на эту тему. В конце концов, к чему дитя волновать?
Что-то мне сдаётся, что не то это дитя, которое легко взволновать.
Ладно, будем считать, что с этой стороны задницу прикрыли. Хотя… всё равно ненадолго. Но дальше говорить о себе ли, о Сиси с Серегой желания нет. И потому меняю тему на первое, что приходит в голову:
— Значит, обычно охотники теней дрессируют?
— А как иначе?
Как, как… так и тянет ответить, что каком кверху. Но сдерживаюсь. Я же интеллигентный человек. Местами.
— Хотя… я так понимаю… Савелий, у нас нет Святого престола…
— Зато Синод имеется.
— Это другое.
Ну да, конечно.
— По возможностям другое. Синод хотел бы подмять Охотников, но издревле они держались наособицу, — в кресло Алексей Михайлович рухнул и ноги вытянул. Руками. Как понимаю, сами ноги ещё не совсем слушались. — Поэтому мне сложно судить о том, что для них нормально, а что нет. Тем паче за последние столетия многое изменилась. В хрониках есть упоминания о тенях, которые служили верой и правдой. Но до недавнего времени мне это казалось своего рода художественным преувеличением. Всё же большей частью хроники — это совсем не про историю. И преувеличений там хватает.