— И вы сбежали.
— Да… прямо, как была, в бальном платье, в этих жемчугах… матушка дала мне свою нить, которую получила в подарок от своей матушки, а та от своей…
Вздох.
— Я… я сказала, что мне нужно… нужно побыть одной. Немного. Что я волнуюсь. А сама позвонила другу… тогда я думала, что он мне друг. И он сказал, что всё устроит. Чтобы я выждала десять минут и дальше выходила. Я спустилась на кухню. Выбралась через чёрный ход. И села в машину, которая меня ждала. Вот… я знала, что отец будет искать. Я… я оставила письмо. Я попросила прощения. Сказала, что не вижу дальнейшего пути в замужестве. Что собираюсь посвятить свою жизнь служению народу. Просила меня не искать. Обещала писать. Я держала обещание.
— Только письма не доходили.
— Что?
— Первое, которое вы оставили, ваша матушка сожгла.
— Зачем?
— По словам вашего деда, надеялась, что вас вернут и не желала, чтобы оставались этакие свидетельства вашей глупости.
— Дед…
— Ему сообщили не сразу. Он связался с моим… знакомым. Просил о помощи. В частном, так сказать, порядке. И да, он уверен, что других писем не было.
— Я… я передавала…
— Как вы оказались в подвале?
— Сперва я жила на тайной квартире. С другими членами…
— «Нового света»?
— Да, — Татьяна выдохнула. — Вы знаете о них?
— Не так много, как хотелось бы. Имена назовёте?
Она задумалась. Ненадолго, но…
— Да. То, что они делают… это неправильно. Дело даже не во мне. Я… я сильная. Меня хватило не на один цикл. Но другие девочки не всегда выдерживали и первого. Так что я назову. Пусть… пусть сочтут предателем. Выживу. Они не имеют права делать это. Ни ради светлого будущего, ни ради чего иного.
На бледной коже вспыхнули пятна.
— Сперва всё было хорошо. Я помогала… да, подпольно и своим, но лечила.
— От чего?
— Раны. И отравления. Вторых больше. Многие… типографии или вот лаборатории, которые обустраивались тайно, не имели защиты. И люди вынуждены были работать в сложных условиях.
А молоко за вредность им не давали.
— А работа с бумагой и краской — это пыль, которая оседает в лёгких. И сами красители, разогреваясь, делаются ядовитыми. Про химические лаборатории и вовсе говорить нечего. Там и пироксилин, и гремучая ртуть. В итоге постоянные ожоги, травмы, отравления. Я помогала. Мне казалось, я делаю всё правильно, хотя…
Она запнулась и отвела взгляд.
— Их было не так и много. Пациентов. И у меня оставались силы. Я сливала их в накопители. Но… понимаете, просто сидеть и делиться силой — это не то, чего я хотела. Мне представлялось, что я уеду куда-нибудь… не знаю, в Ростов? В Тверь? Да пусть бы и в Екатеринбург. Куда-нибудь, где целителей мало. Я бы устроилась в лечебницу. И там помогала простым людям.
— А вместо этого оказались заперты на конспиративной квартире.
— Да. И… я… увидела изнанку мира, который казался мне прекрасным. Знаете, теперь мне удивительно, как я вообще… впрочем, неважно. Наивность и глупость. Глупость и наивность. Хотелось бы надеяться, что я от них излечилась. Но это очень… отрезвляет, когда те, кем ты восхищалась недавно, чьей жизни завидовала, кого полагала одухотворённым, вдруг позволяют себе напиться. Мой отец или в целом в доме… никто не позволял себе подобного поведения. Орать матерные песни? Употреблять столько, чтобы организм не справился и исторг выпитое? Или вот… та свобода отношений, которая… существовала в доме… она показалась мне несколько чрезмерной. Нет, я не собиралась читать мораль, но и считать её вовсе устаревшей полагала неправильным. А ещё эта свобода развращала. И мне даже пришлось несколько раз давать отпор тем, кого я полагала товарищами по борьбе. По идее.
Домашняя девочка попала в гнездо разврата и удивилась, что так тоже бывает?
— Как-то случился конфликт, когда я… они ведь употребляли не только алкоголь. А опиум вызывает зависимость. Пусть её и не считают опасной, но мой дед убеждён, что просто недооценивают. Что необходим жёсткий контроль над подобными препаратами. Что регулярное их употребление разрушает саму личность.
— Он прав, — сказал я. И Карпу Евстратовичу пояснил. — Нарики — это ещё тот головняк. Наркоманы. Ну, те, кто потребляет эту гадость. У них, когда ломать начинает, вообще мозги отключаются. Они за дозу и мать родную прибьют, и не только. Что угодно сотворят.