— … я ему-то сразу сказала, что место это проклятое. Но нет же ж. И мой, главное, вот на что мужик толковый, а тоже впёрся. Дёшево мол. И сын вот рядом будет, и землицы тут тоже поболей, чем на Юшкиной слободе…
Тьма расползлась по грязному полу, просачиваясь в щели люка. И теперь уже я ощущал характерный такой запах, пробивавшийся сквозь иные — гари, пыли и тлена. Но эта вонь, вонь иного мира, вызывала зуд в носу и желание чихать.
Аллергия, что ли, развивается?
Смешно будет.
— Ещё вон в дом подбил лезти, смотреть… ну, вроде как оценивать. Там-то оно вовнутрях ничего. Целое. Вот тоже, разве ж оно не колдовство? Полыхало так, что зарево на всю улицу! Я помню распрекрасно! И жар стоял, у меня вон вся малина пожухла, наново пришлось сажать. Мы тогда страху натерпелися. Господь, спаси и помилуй… всю ночь воду таскали, поливали вон, и забор, и дом, чтоб не перекинулось. Пожарные приехали! Стали тут и воду давай лить! Две машины вылили, а оно всё никак! Ясно же, что колдовское пламя!
Магическое скорее уж.
Тьма просочилась внутрь.
В подвале Савелий… а ведь бывал. Точно бывал. Спускался с отцом. И воспоминание это резануло и так, что прям будто иглу в башку вставили. Я аж дёрнулся, не столько от боли, сколько от неожиданности.
— Савка?
— Ничего… вспоминаю вот…
Лестница.
Страх. И матушка, которая руки заламывает, в глазах её слёзы, но она из последних сил сдерживает их, не смея не перечить отцу. И Савка старается не оборачиваться. Это злит отца. А Савка очень боится его разозлить.
— Чего ты там копошишься? — отец и без того раздражён. Он стоит внизу, задирает голову. И Савка сжимается. Лестница кажется ужасающе высокой. Она сколочена из узеньких досок, на которые и ногу-то толком не поставишь, а перил нет.
Отец сдергивает Савку, и тот сжимает зубы, чтобы не крикнуть…
Сейчас в подвале темно. Но тогда горел свет и яркий. Память Савки сохранила отдельные картинки. Полки какие-то. Банки. Свисающие с потолка мотки веревки. Провода? Я заставил Тьму посмотреть наверх. В серо-сизом спектре это тоже походило на верёвку, но зачем кому-то выкладывать из веревки узоры на потолке?
Риторический вопрос. А запах иного мира стал ещё более отчётливым. Да что там, он напрочь перебивал все остальные запахи. Он пропитал этот подвальчик, въелся и в стены, и в пол. Пыль и та хранила его. Но вот откуда он здесь взялся?
Тьма крутанулась.
Помещение было не таким и большим. Узкий коридор, который упирался в стену. Полки с одной стороны. С другой — шкафы. Интересно, что здесь следов пожара нет, хотя по ощущениям этот подвал располагался прямо под кухней. И стало быть, если не от огня, то от жара должен был бы пострадать.
Но нет.
Банки и те не потрескались. И о чём это говорит? А о том, что кто-то позаботился о подвале.
Но…
Почему?
— … а после оно само собою улеглось, — тётка не умолкала. — И вот диво дивное. Так горело, а дом целый. С чего бы? Колдовство! Так я ему и сказала, муженьку своему. И сыну…
А ведь права тётка. Только не колдовство, а магия.
За коридором — квадратное помещение. Комнатой его назвать язык не повернётся. Но я её помню. Точнее Савка помнит. Правда, немного иною. На полу лежал ковёр. А у стены, сбоку, стол имелся, длинный такой. У второй — будто шкаф, но не с резными дверцами, а со многими ящичками, трогать которые строго-настрого запрещалось.
Савка и не стремился.
Была б его воля, он бы из этого подвала сбежал.
— Садись, — отец указывал на низкую лавочку, и Савка садился, уже зная, что произойдёт. Он закрывал глаза, потому что так было нужно, и на шею падала тяжеленная капля-камень. Веревка сразу начинала впиваться в кожу, а та отзывалась зудом, но чесать было нельзя.
Вообще ничего нельзя. Даже шевелиться. И дышать нужно было не просто так. Отец ставил у ног какую-то штуку, которая щёлкала…
Метроном?
И четыре щелчка вдох, а потом — четыре выдох. Главное — не отвлекаться…
Интересно.
— … потом уж приходили люди, стало быть, вроде как покупатели. Ага, морды у них чисто разбойные. Я так нашему-то городовому и сказала. Мол, куда глядишь, когда так-то оно? А он мне, мол, это ты не в своё дело нос суёшь. А как не моё, когда прям под боком, считай…
Память Савкина отказалась работать дальше. То ли то, что происходило, было слишком странным и непонятным, то ли…
Внутрь надо, это однозначно. И я поглядел на Мишку. Поторопить бы его, да… подходить не хочется. Я-то тётку не помню, а вот она вполне возможно помнит Савелия Громова.