Чтоб его…
— Как проявляется безумие?
Потому что этих ненормальных придётся искать. И не уверен, что это место единственное. Как не уверен, что в книжке Короля будут все имена.
— Никак. Оно… контролируемое… каждую неделю здесь. И этого хватало. Запросы… разные… сила требовала.
— Огневик — жёг? — отпечаток этой ладони не давал мне покоя.
— Д-да… мог быстро. Или медленно. Узоры мог рисовать. Огнём на коже. Я лечил. Тот, кто владеет камнем… я видел, как он давил камнями руки, по пальцу… долго… а я милосерден. Я… я забирал их боль. Они были мне благодарны. Они… я дарил забвение! Я хороший!
Просто замечательный.
— И они… они ведь просто… даже не вторые… третьи… десятые… они всё равно умерли бы. От сифилиса. От работы. От родов… от чего угодно. И эта смерть ничего бы не изменила. А мы… мы мир изменим.
— Имена! — я дёрнул воротник и костюм затрещал.
— Я… не знаю…
— Номер эликсира?
— Девять. Я начинал с шестого… мы работали… над уменьшением побочки… активность разных ингредиентов…
— Испытывали?
— Да… шестой был хуже. Безумие накатывало быстро и непредсказуемо. Седьмой… кровь заменили вытяжкой спинномозговой жидкости.
Меня замутило.
— Лучше, но… вопрос хранения. Срок очень малый. И не всегда получалось изъять правильно. С вытяжкой из мозговых желез тоже. Сама операция сложна… нет… другой метод… принципиально другой… бескровное изъятие… жидкость… насыщение.
Его голова начала запрокидываться, а по щеке потекла слюна.
— Записи! — чтоб, хоть ори, призывая врача. — Записи есть? Хоть какие-то.
— Какие-то… нельзя… записывать… запрещено… записи… имена… мы ради… справедливость… мир… равные возможности — у него дёрнулась щека и глаз заморгал резко и часто, а изо рта донеслось мычание.
Кажется, всё.
Узнал я не так и много, но…
Я позволил ему упасть. И тени зашевелились, засуетились, требуя продолжения. Что ж… я обвёл взглядом зрителей. Нехорошо разочаровывать. Но просто взять и отпустить этого угрёбка вдруг показалось неправильным.
Король?
Он обычный бандит. У него выгода и только выгода. Никаких идей. А вот Роберт Данилович, он куда сильнее замарался. И значит достоин большего. В руке сам собой возник клинок. Чёрный, изогнутый, один в один как тот, который был в поместье. И я ощутил силу.
Связь.
И главное, правильность того, что делаю.
Клинок вошёл в грудь ещё живого человека.
— Тебе, Мора, — выдохнул я. И воздух моментально заледенел. А следом раздался тихий такой вот хруст. Так хрустит наст под ногой человека. Так пахнет стылая городская зима.
И молодой разлом.
Кажется, я всё-таки слегка переборщил.
Глава 27
Глава 27
С увеличением народонаселения в столице начинают возникать новые промыслы, иногда весьма курьезные. Например появились- маникюрши. Маникюрша-это дама в большинстве не первой молодости, которая имеет несколько клиенток из нашего beau-monde так много заботящихся о своей наружности. Она является к ним по утрам. Раза два в неделю и следит за наружностью клиентки: полирует и чистит ногти, уничтожает веснушки, прыщи, мозоли и седые волосы, массирует лицо и делает советы относительно косметики. Труд свой оценивают они довольно дорого, так как их весьма не много. За визит берут от 3 до 5 рублей. У нас маникюрши появились года два назад, а в Париже и других западных городах они существуют давно и составляют целые корпорации. [1]
Петербургский листок
Песок зашелестел.
Это был шелест морской волны, что трётся о камни, примеряясь, как бы половчее подняться по ним. Туда. Выше и дальше, чтобы обжиться на морском берегу. И замерли твари.
Застыла, зависнув в прозрачном воздухе, Тьма.
Время остановилось.
Не для меня.
Вдох.
Выдох. И дыхание моё прорастает в воздух морозными нитями. Удар сердца. И вздрагивает под рукой тело Роберта, погружаясь в песок. И движение возвращается. Мир снова оживает.
Миры.
И тот, другой, спешит взять своё. Он раскрывает эти песочно-лилейные губы, всасывая покойника в пасть зарождающейся воронки, чтобы выплюнуть вместо него новые тени. Они пока бледны и крылья их разодраны, и сами они, взмывая к потолку, становятся добычей других, давно обживших подземелья.
А я…
Я пячусь.
Не хотел, но уж как получилось, так получилось. Закрывать пробои я не умею, этим пусть Синод займётся, а мне бы убраться отсюда.
Нам бы убраться.
— Не спеши, — этот голос за спиной застаёт меня в некрасивой позе, вот когда человек с колен поднимается на ноги, он выглядит по-дурацки.