— А у деда хватало дел, кроме меня. Да и не должен глава рода заниматься воспитанием детей. Для этого есть гувернантки. И учителя. И в целом…
Она замолчала.
А я как-то… Савку точно не били. И гувернанток у него не было. Да, писать красиво мы не научились, но стоила ли эта каллиграфия мучений? Хотя, сдаётся, мои ещё впереди.
— Тань, а если я в гимназии не приживусь?
Не то, чтобы меня это сильно волновало, скорее уж это будет волновать её.
— Значит, не судьба.
Какая-то она сегодня не такая. Задумчиво-смиренная, что ли.
— Но ты постарайся, Сав. Пожалуйста. Ты… будем честны, ты потенциальный глава рода. А это накладывает обязательства.
— Я?
— Тимофей… если он вернётся, я буду рада, — Татьяна закрыла учебник по русской грамматике и положила его на стопку. — Я очень надеюсь, что однажды он вернётся. И если бы был способ… надёжный способ ему помочь, я бы… я бы на всё пошла. Но способа нет. А он… уже сколько времени прошло, и ему не становится лучше. Хуже тоже, но и лучше нет. И такое состояние, оно ведь может затянуться на годы.
И дальше.
Вслух она этого не скажет, но Тимоха вполне может остаться таким до конца дней своих.
— А Мишка?
— Михаил очень славный. И я рада, что он наш брат.
— А ещё взрослый. И толковый. И порядочный, хотя не уверен, что это плюс для главы рода.
— Савелий! — возмущение в голосе Татьяны было искренним. Почти. И вздохнула она искренне. — Тут другое. Дед успел принять тебя в род. Это уравнивает тебя с иными наследниками. А вот Михаил… да, у нас есть заключение Николя и я не сомневаюсь в его правильности. Но оно лишает Михаила права претендовать на наследство Воротынцевых. Из законного сына он превращается в бастарда. Да и на его покойную мать ложится… тень, скажем так. Если о нашем родстве станет известно, то её репутация будет разрушена. А вот признает ли Государь за Михаилом право быть принятым в наш род — не известно. Я тем паче не могу… и не хочу… извини, слишком… многие погибли. И я не отказывают от имени!
— Тань…
— Но я боюсь не справиться. Даже если бы вдруг…
— Тань!
— Что?
— Я понял. Не майся. В теории пока Тимоха не в себе, а Мишка — не Громов, я главный. И могу таковым остаться. А главе рода стыдно писать с ошибками и кляксами. Ну и в целом быть лохом необразованным.
— Савелий! — она закатила глаза, но потом фыркнула и улыбнулась. — Да, примерно так.
— Вот. Так что не волнуйся, я всё понял. И буду стараться. Честно. Слово даю!
Татьяна склонила голову, показывая, что услышала.
— Но помощь реально нужна, потому что… ну, с математикой у меня нормально всё. Ты ж видишь.
Пока, потому как до косинусов с тангенсами и интегралов — вот помню, что это закорючки, в которых есть смысл, да не помню, какой именно — дожить надо. А делить-умножать я худо-бедно умею. И даже столбиком.
— С географией и историей тоже разберемся.
Память у меня отличная.
— Остаётся что? Слово Божие? Поднатужусь. Латынь? И этот… французский.
— Да. На классическом отделении учат ещё немецкий с английским, древнегречески и старославянский, но это явно не твой вариант. Тебя сразу в реалисты определили.
— Значит, будем работать. Не боись. Как-нибудь прорвёмся…
Главное, никого не пришибить в процессе.
— Школа хорошая. И тебе повезло. Там… там много легче в плане дисциплины. Хотя, говорят, что в нынешнем году руководство сменилось, но всё равно уставом запрещены телесные наказания, да карцер используют крайне редко.
Карцер?
Это она сейчас точно про школу? Вопросительного взгляда Татьяна не заметила.
— И главное, что там учатся наследники многих достойных семейств. И Орловы, и Шуйские, и Скуратовы… а от купечества — Полехановы и даже Демидовы-младшие.
— Вот ты сейчас совсем не обрадовала.
— Почему? — Татьяна опустилась на стул у окна. — Это шанс. Громовы слишком долго были сами по себе. Мы жили на окраинах, гордились тем, что независимы и свободны. А на деле…
— Связи нужны, — закончил я.
— Да. Новые связи с теми, кто впоследствии поможет тебе возродить род.
Дожить бы ещё до тех светлых времён.
— Тань… вот тут проблема.
— Какая?
— Одно дело, если бы я был главой пусть захудалого, но дворянского рода.
По выражению лица вижу, что её не нравится определение. А что? Так оно и есть.
— И совсем другое, когда к этим Полехановым и Орловым сунут какого-то почти дворового мальчишку. Причём не за великие таланты, которые могли бы как-то нивелировать происхождение и воспитание, гениям вообще многое прощается, но потому как его пожалели и фрейлина похлопотала. Как думаешь, насколько нам обрадуются?