А может, претит ему вот так, беззащитных людей убивать. Даже при том, что этот беззащитный самого Мишку упокоил и глазом не моргнул бы.
— Ну как ты его потащил бы, а? — я пнул покойника. — В багажнике? Нам до Петербурга сутки. И думаешь, лежал бы смирнёхонько…
— Да всё я понимаю, — Мишка повёл плечами. — Просто это… это…
— Неблагородно?
— Как будто я становлюсь одним из них.
— Ты? Нет. Ты не становишься.
— А ты?
А что отвечать? Что я уже давно один из них? Пусть не тут, не тот, но…
— Миш, они нас сюда не пряниками угощать везли. И в живых оставлять не планировали, — я вдохнул сыроватый воздух. Дождь, похоже, собирается. — И те, которые до нас… другие.
— Головой я понимаю, что они повинны во многих преступлениях.
— Но?
— Но решать их участь должен суд.
— Ага, честный и непредвзятый… Миш, вот что увидит полиция, которая сюда приедет? Не знаешь. А я скажу. Трупы увидит. Много-много трупов. А те, кто выжил, скоренько переменятся. И запоют, что они — мирные люди, на которых напал свихнувшийся охотник. Помочь ему хотели, а он, видать, совсем того… как думаешь, кому поверят?
— Но…
— Этот хуторок не сам собою возник. И промысел. Слышал же. Сперва в одном месте были, потом в другом. В третье вон собрались. А значит, что?
— Организация, — вздохнул Мишка. — И у неё наверняка свои люди будут. В том числе, в полиции. Может, не знающие, на кого работают… как-то это… это всё.
— Сложно?
— И мерзко.
А он думал. Оно всегда и сложно, и мерзко. Мы, когда делом занимались, тоже далеко не сразу привыкли. Оно ж одно дело, когда с коммерсов за безопасность берешь, а совсем другое — шлюхи. Точнее баньки, при которых те водятся. И оно не сразу складывается, что баньки-то по сути наши.
И шлюхи тоже.
И выходит, что ты не благородный воитель за перераспределение материальных благ, потрошитель жирных коммерсов и член братства, но ещё немного — сутенёр. Некоторые, конечно, не дошли вовсе. Но… тогда, в то время, идеи об избранности как-то вполне себе уживались не только со шлюхами, но и со многим иным дерьмом.
— Разберемся, — пообещал я Мишке. — Дождёмся этого Сиплого…
— Думаешь, надо?
— Надо. Чтоб понять, по случаю они решили нас прибрать, или всё немного сложнее.
И дело не в нас, но в доме папенькином.
Первым гостя увидел Призрак. Дёрнул за нить и заверещал, так, на всякий случай, а то вдруг я не услышу.
— Умница, — я мысленно почесал Призрака за ухом. Точнее, там, где на птичьей его башке по моему мнению должны были находиться уши. И он радостно ухнул.
Подросток, что с него взять.
Тьма же застыла у ворот, готовая ко встрече.
— Один, — сказал я, когда сумел различить искорку жизни. — На кого ставишь?
— Городовой, — Мишка подошёл к воротам. — Он паспорт едва ли не на зуб пробовал. Да и так, фигура заметная, при должности, авторитете. К тому же в полиции, там, если не сам, то другие подскажут, что интересного происходит.
Согласен.
Удобная фигура.
Приближающаяся машина почти растворилась в сумерках. Летние и поздние, они акварелью размывали пространство, смешивая воедино небо и землю, деревья с кустами, поля и эту чёрную старую «Волжанку», которая остановилась у ворот и нервно засигналила.
Метелька с готовностью дёрнул створку, Мишка — другую. В конце концов, почему бы и не впустить важного человека. А сумерки и нам на пользу. В них сложно понять, кто там, во дворе, особенно, если накинуть на плечи широкий халат, который смажет очертания фигуры.
«Волжанка» воняла бензином и коровьим дерьмом. Никак, проехала по свежей лепешке.
— Казимир, — раздался властный голос. — Опять масло бережёшь? Почему света нет?
Почему, почему… потому.
А Мишка ошибся-таки. Не знаю, замаран ли во всём городовой, но сейчас из машины выбрался совсем другой человек.
И да, логично же.
Кого поставить на страже, как не поверенного, который и будет продажей дома заниматься?
— Казимир…
— Я за него, — сказал Мишка за спиной у Сивого. И тот дёрнулся, рванул из кармана что-то, вот только Тьма успела раньше.
— Не сожри. Пока во всяком случае, — попросил я чуть запоздало. Тело ухнуло на землю, неловко, на бок, приминая весом правую руку. Пальцы её разжались, и на песок выкатилась кривобокая пластина.
Надо же. Не револьвер.
— Мишка, вот ты вроде умный-умный, а дурак, — сказал я, опускаясь на колено. Прижав пальцы к шее Сивого, я убедился, что тот жив.
— Почему это?
— А если б он пальнул? Или вот этой штукой кинул? На кой было рисковать?
— Да как-то… подумал, что смешно получится.