План складывался. Напрочь безумный, но какой уж есть.
— Идём, — сказал я Призраку, который разглядывал тварей на потолке и как-то с сомнением, словно не верил, что у него хватит сил справиться.
— Хватит. Много. Есть, — Тьма была настроено спокойней. Даже оптимистичней.
— Нет. Нам пока их есть не надо. Надо…
— Я вот… пришла, по вашему приказу пришла! Девок кормить! Мыть! А этот мешается! — толстуха пытается отодвинуться от Стыни и тычет пальцем в Роберта Даниловича. — Кричать стал! Мол, негодное принесла! А чего?! Чего есть, того и принесла! Чай у нас тут не ресторация!
— Да она их помоями кормит! Если вы хотите, чтобы девушки завтра выглядели здоровыми, то о них надо нормально позаботиться. А от этой дряни у них только животы скрутит. Вода ледяная! Здесь и без того холодно! Там у одной пневмония, жар. Я пригасил, но если её этим облить…
Голос Роберта Даниловича перебивает бабье причитание.
— …до утра она не доживёт!
— Врёт он всё! Крепкие девки. Это он просто работать не хочет! Небось, сам магичить ленится, а на меня кивает.
Я перехожу на бег.
Сердце ухает.
— Да сами поглядите! Живыя вон! А кукожатся, так со страху!
— Я вообще не вижу необходимости держать их здесь! Сыро, грязно. Их доставляют в таком состоянии, что о побеге не может быть и речи, и потому считаю разумным размещать не в этих крысиных норах, а в обычных покоях. Пусть не наверху, но есть же гостевые…
— Ещё скажи, что модисток позвать надобно! — баба упёрла руки в бока.
Её убрать первой. Бесит она меня. Вот этой шакалистостью своей и бесит.
Двух шлюх — а своеобразный вид девиц, которые прижались к стене и изо всех сил старались делать вид, что их здесь нет, не оставлял сомнений об их образе жизни — не трогать.
Только показаться.
Напугать.
Пусть бегут, орут про тварей, разводят панику. Так, чтоб у остальных и мысли не возникло в подвалы соваться. Ну и в целом, чтоб народишко убрался подальше куда. А вот мужика — убрать. И тех, которые с Королём пришли. Сам Король… сложно. С одной стороны, он явно знает куда больше прочих. С другой, я не уверен, что хватит времени на допрос.
Надо расставлять приоритеты.
Так что… Стынь валить однозначно и сразу. Опасен. Роберт же Данилович пусть поживёт. Не глобально, нет, но для сердечной беседы. А там уж как получится.
— Хватит! — рявкнул Король, и баба, уже перешедшая на визг, захлопнула рот. — Так, ты… я тебе чего сказал, а?
— Так я…
Она побелела и так, что это было заметно и под слоем пудры.
— Я же ж делала… чего велено, того и делала…
Ладно, времени не так много, ночи ныне коротки, и потому я выхожу из коридора.
— Люди! — кричу и подпрыгиваю, размахивая руками. — Ау, люди… вы тут!
Рот бабы приоткрывается. Резко поворачивается Король, вскидывает руку Стынь, готовый выстрелить. Вот с него и начнём.
Тьма ложится на плечи его невидимым покрывалом. И лицо Стыни перекашивает предсмертная судорога, он сам дёргается и нажимает-таки на спусковой крючок. Грохот выстрела в замкнутом пространстве оглушает. Пуля уходит куда-то в сторону, распугивая и без того взволнованных тварей.
Стынь же заваливается на бок. В нём много жизни.
А Призрак, выдернутый мной в явь, стрекочет.
И следом, повинуясь вдохновению — а говорили, что я не творческий человек — я проворачиваю этот фокус уже с другими тварями. Они, чуя смерть человека, клекочут, повизгивают, хрипят. И полотно их, живое, движущееся, приковывает взгляды людей.
— Мамочки… мамочки… — бабища хватается рукой за грудь и оседает раньше, чем Призрак добирается до неё. Визжат шлюхи.
Мужик матерится.
И падает, выпитая Тьмою, охрана Короля. А вот не хрен было к оружию руки тянуть.
Сам Король сдёргивает с шеи крест и пятится, пятится…
Тьма оставляет мертвецов и подступает к нему, неспешно, перекатываясь, то расползаясь чёрною дрожащей пеленой, то собираясь в уродливого зверя. И черты его плывут, точно она никак не может решить, какое из обличий примерить. Но лишь одно остаётся неизменным — длинный суставчатый хвост. Он скользит по полу, постукивая о камни, почти касаясь ботинок Короля и тут же одёргиваясь, словно его и вправду что-то защищает.