— От души, говорю, поделишься. И зельями, если есть какие. Надо привести их в состояние.
— Они истощены.
— Вот и поработаешь. Ты ж целитель. Исцеляй.
Тьма дёргает вопросом. И я, подумав, разрешаю. Если уж устраивать подобие прорыва, то надо делать так, чтобы потом, после, когда Синод явится, у них не возникло сомнений, что прорыв имел место. И покрывало Тьмы расползается поверх Короля, заботливо обёртывая тело его слоями слизи.
А я указываю на Стынь.
— Бери у него ключи.
Роберт Данилович подчиняется, пусть и не сразу. Он смотрит, как тело Короля превращается в чёрный кокон и сглатывает.
— Если… позволите… у него при себе имелась книжица. Маленькая такая. Записная. В ней… имена… возможно, будут вам полезны.
— А раньше сказать не мог?
Чтоб вас… не знаю, что за имена, но сам дурак. Короля стоило бы обыскать.
И Тьма ворчит, но чёрное покрывало трескается, а из трещины выпадают вещи. Ага, связка ключей, крест, уже слегка оплавившийся, кошель, который при падении расходится по шву, и содержимое его вываливается на грязный пол. Кольца какие-то… и книжица. И вправду небольшая. С крестом на обложке.
— Эта? — уточняю. — Псалтырь?
— Его знали, как человека верующего, — Роберт Данилович глядел спокойно и даже смиренно. — И Псалтырь никого не удивлял. А он… знаю, он записывал. Тех, кто приходит к нему. Вам ведь они интересны?
Ещё как.
Книжицу я убираю в карман, стараясь не думать, что за слизь её покрывать.
— Видите, я готов сотрудничать. Я также знаю немало, — он берется за ключи, отводя взгляд от чёрной кучи, которая была Королем. — Пожалуй, даже больше, чем он…
Слишком уж Роберт Данилович разговорчив и спокоен. Прям сразу чувствуется, что это неспроста. Явно пакость замыслил.
— Вздумаешь шутки шутить, они тебя живьём жрать станут, — предупредил на всякий случай и указал на Короля. Чёрный кокон на нём подрагивал и то шёл рябью, то истончался, словно тот, кто находился внутри, пытался вырваться..
— Что вы, я человек мирный. Просто… попал. Сложные жизненные обстоятельства, вот и… угораздило. На самом деле я вам даже благодарен.
Ага, прям шкурой чувствую эту простую человеческую благодарность.
— Король был страшным человеком. Но после его смерти начнётся война, им станет не до меня. Это позволит мне уехать…
Он долго возится с замком. А потом ещё дольше — с засовом.
— Сейчас… я могу помочь… вывести их.
Зеленая сила вливается в девушку, которая прямо на глазах оживает.
— Одному вам будет сложно, а вместе мы справимся.
— Посмотрим. Дальше. Дверь оставь открытой. А ты… пошли, — я протягиваю девчонке руку, и та застывает в ужасе. Чтоб… никогда не умел успокаивать. — Пошли, надо всех вас собрать.
Кивок.
Пальцы всё-таки касаются моей ладони. А Роберт, явно осмелев, уже распахивает вторую дверь.
— Здесь двое. И одна в очень тяжёлом состоянии. Без помощи целителя она не доживёт до утра…
Девчонка встаёт на ноги.
— Туда, — я указываю на третью дверь и сам дёргаю засов. Заржавелый. Тугой. Вот и тут сплошная бесхозяйственность. С одной стороны заговоры и большие деньги, с другой — могли бы для разнообразия петли смазать. — Эй, Татьяна… извини, не по отчеству… вряд ли ты меня помнишь, но дело такое. Приглянь за девчонками пока, а потом…
Я подталкиваю эту, цепляющуюся за меня, с трудом стоящую на ногах, в темноту камеры.
— Дверь закрывать не буду, но не убегайте, тут тварей полно…
Зеленая вспышка света прилетает в спину, и следом накатывает слабость, желание спать.
Ну, поганец…
И я хорош. Расслабился. Подставился.
Ещё один удар чужой исцеляющей силы. И сердце сбивается с ритма, а потом и вовсе застывает камнем в груди. Чтоб… идиотская смерть.
Подкашиваются колени.
И тут же, краем уха слышу визг Призрака, к которому добавляется полный ярости вой Тьмы. Звук этот пробивает границу миров, он отражается стенами, заставляя обезумевших от ужаса тварей метаться.
— Что за… — хрип Роберта слышен рядом. — Уйди! Уйди, тварь…
Сердце ухнуло и снова застучало. Раз. Другой.
Третий.
— Уйди! — этот крик позволил удержаться на ногах.
— Не убивать, — я одёрнул своих теней. — Он… живой нужен… пока… ещё нужен. Тьма. Следи. Призрак. Рядом.
В груди болело. И тянуло. И рот наполнился слюной, которую я просто-напросто не смог удержать. Чтоб… но на ногах стою.
— Кто вы?
Одоецкая добирается до выхода.
— Друг, — отвечаю сипло. — Мне… отойти… не бойтесь… тут за вами присмотрят.
Она щурится. А я… нельзя сказать, что от былой красоты её ничего не осталось. Тем паче что не особо-то я и видел эту красоту. Просто девушка. Исхудавшая до прозрачности. Нездоровая определённо. И голая, но это я скорее отметил.