– Типа у тебя есть выбор, – безжалостно припечатали двойняшки.
Выбор… Какой уж тут выбор, когда Проклятье всё решило за неё?
Кори всегда ненавидела саму мысль об айрш'энсайр. Она вдоволь нагляделась на родителей, которые в жизни бы не связались друг с другом по доброй воле. Отец не бросил бы своих чистокровных жён ради «иноземной шлюхи»; мать, независимая и свободолюбивая имперка, не оказалась бы в гареме у чванливого рогоносца. Но навеки проклятым куда проще вынести унижение, чем разлуку. Проклятье отравило их разум, выжгло дотла любую мысль о расставании.
В слащавых книжонках это называют «истинная пара». У Кори же в ходу определение «долбаный трындец».
– По крови проверилась, – наконец глухо произнесла она, запоздало отвечая на вопрос Регины. – Нет, я и так уже знала, но была надежда, что ошиблась. Хрен там. Результат положительный; Проклятье активно.
Повисло неуютное молчание, а затем Рекс осторожно уточнил:
– Тебя это так расстроило?
«Расстроило»? Да Кори была в ужасе с той самой секунды, когда дурное подозрение перешло в железную уверенность. И эта уверенность стала для неё последней каплей. Да как-то незаметно перетекла в попытку ужраться до беспамятства. Благо двойняшки, увязавшиеся за ней на полигоне, не пустили её одну: несмотря на врождённую демонскую толерантность к алкоголю, пить Кори не умела совсем. Натворила бы ещё спьяну какой фигни, потом точно бы пришлось в окно сигануть со стыда.
– А чему тут радоваться? Я н-не… не хотела… не хотела, чтобы как у родителей… – от выпитого уже заплетался язык и кружилась голова, однако ни легкости, ни веселья не было в помине. Что злило изрядно. – Я с-сама… сама хотел выбрать, с кем мне быть!
– Так ты и выбрала.
– Вот и нет!
– Вот и да!
– Не… нет!
Её шафрийские друзья выразительно устремили к потолку тёмные круглые глазищи.
– Кори, айрш'энсайр не связывает кого попало, – с раздражением напомнила Регина. Вот кто её просил-то?.. Она, может, почти забыла. – Эта хрень только по взаимной любви срабатывает. Вы оба должны были этого хотеть!
– Ты – ничего – не – докажешь, – пробурчала Кори, подперев голову кулаком. – Перехотела я, ясно? Не желаю ничего общего иметь с мерзавцем, который… который… Да он же на спор меня клеил! На спор! Рыжему мудаку на потеху! О чём вы вообще, какая, в Бездну, любовь?!..
Спор.
Только и всего. Никаких чувств, никакой любви и прочего бреда, что она тут напридумывала. И все эти попытки поговорить – тоже наверняка часть спора или ещё что похуже.
– Ты сама-то себе веришь? – фыркнул Рекс, точно отвечая на её невесёлые мысли, и снова закурил.
– Говори что хочешь, а мелкий Дагмар на тебя надышаться не может, – отрезала Регина. – Это грёбаная прописная истина, и доказывать я тебе её не собираюсь. Не пахнет там никакими потехами, ты это знаешь.
Она, может, и знает. Да только это знание ничуточки не помогало убавить злости и обиды.
Как и то, что Тео старательно пытается то ли сдохнуть, то ли забыть её побыстрее. Издалека, но Кори видела, что тот выглядит абсолютно несчастным, с приятелями своими больше не тусуется и вообще не ходит на половину пар. На поточные вовсе забил. Вот то ли радоваться, то ли злиться пуще прежнего. Кори не хотела видеть этого козла до конца своей жизни! Но вместе с тем душа просила извинений, унижений и очередных попыток лезть в окно и выносить дверь. Кори, как всякий демон, была падка на такие стрёмные знаки внимания. Каждый раз проникалась вроде, даже готова была выслушать… И передумывала в последний момент, вспоминая речи ублюдка Руссо.
Да чтоб им всем провалиться! И Дагмару, и дружкам его зубоскалящим! Не будет Кори никого выслушивать, пусть убираются в геенну огненную!
Но, Бездна, как же больно-то. Как всё отстойно, мерзко и…
Выпить. Нужно выпить ещё бокальчик, определённо.
И ещё, пожалуй.
Честное слово, это последний! А вот это самый-самый последний!
Ладно, это, видимо, последний в третьей степени и… и…
«Блин, это что, столешница? – вяло изумилась Кори, щекой ощутив прохладу лакированного дерева. Кажется, кто-то из двойняшек пересел к ней и осторожно тряс за плечо. – Я это… прилегла типа?.. Прилегла, м-да. Ну и ладно…»
***
Просыпаться отчаянно не хотелось. Голову точно ватой набили; в виски ударяло ноющей болью при одной мысли о том, чтобы встать и куда-то пойти. Да и вообще выбираться из-под приятно тяжёлого одеяла как-то не тянуло. А тянуло прижаться покрепче к чужому телу, сильному и горячему, позволяя тяжёлой руке лениво блуждать по плечам и ниже, вдоль позвоночника, прямиком к крестцу.