Валентин Сергеевич проснулся в поту, несколько минут лежал, щурясь от яркого света и не очень понимая, где находится. Потом встал, сходил за бутылкой и допил её до дна.
Больше голоса не возвращались.
Вечер опять оказался испорченным. А ведь, казалось бы, ничего не предвещало. Впрочем, так оно всегда и бывает.
Звонок раздался, когда Михеев, поужинав и не спеша выкурив сигару, уселся перед компьютером. Как всегда, стоило войти в Сеть, сердце забилось ровно и чётко, а по спине побежал холодок. Ещё немного, откроется окно в большой мир, и тогда можно будет заняться настоящим делом. Ещё несколько секунд…
Соединение ещё шло, половина картинок не открылась, а Михеев, нетерпеливо подёргивая мышку, повёл курсор к комментариям. Ого, сколько сразу! Не все у нас ещё полностью отупели. Отлично! А это ещё что? А….Ну без этого тоже никак. Как же без русофобии — без этого мы не можем! Или это какой-нибудь шакал написал? Ладно, неважно, главное, что цепляет. Сейчас мы вам добавим горячего про вашу любимую Чечню…
В этот момент и зазвонил телефон, и, глядя на визжащую, мигающую и дрожащую коробку, Виктор Андреевич понял, что вечер испорчен.
Как он ни спешил, на заводе оказался только через сорок минут, и в операторной ГФУ собралось уже всё руководство, даже главный инженер. Это плохо, этот при случае обязательно припомнит. Настроение испортилось окончательно.
Однако, это было ещё не всё. Оказалось, что об аварии уже известно в районе — и вот это было хуже всего. Теперь не оберёшься геморроя: «Кто позвонил? Как допустили? Разобраться! Выявить! Почему не дорабатываете?» Как будто непонятно, что ноги растут совсем не отсюда.
Хорошо хоть авария оказалась, в принципе, вовсе и не аварией — так себе, обычный инцидент. Хотя… кого это теперь интересует? Проморгали!
В принципе, предсказать дальнейшее можно было практически сразу. Часа полтора суетливой деятельности, когда каждый старается показать, что самый незаменимый здесь именно он. Потом нудное ожидание, и постепенно возрастающая злость. На всех. На главного инженера, упорно не желающего ехать домой и тем самым не дающего сделать этого остальным. На неизвестно, зачем припёршихся заводских бюрократов, из инстинкта самосохранения сующих нос во всё подряд. На операторов, растерявшихся от обилия высокого начальства и противоречивых указаний. Тоже те ещё деятели — выполнят любое указание, даже самое дурацкое. А что, отвечать же не им.
А ведь у проклятых буржуев сейчас всё бы было по-другому. Их бы сюда сейчас — вот, небось, были бы рады. Гады, что со страной делают, с народом. С каким народом!
Виктор Андреевич нащупал сигареты и потихоньку, чтобы никто не видел, вышел из операторной. Из тёмной курилки, увидев начальника производства, поспешно выскочил оператор с крючком в руках. Ну вот, пожалуйста — без перекуров никак! А всё ноют: «Денег не платят, народ сокращают». Да что там говорить — им бы только вахту продержаться!
Щёлкнула зажигалка, выхватывая из темноты облезлые, наспех покрашенные стены. Михеев поморщился — надо будет начальнику установки выволочку устроить — затянулся сигаретой. Тут же закружилось в голове. Странно, вроде бы поужинал.
Далеко-далеко, по краю сознания, прошло странное ощущение. Как будто его кто-то зовёт, кто-то давным-давно знакомый. И так же давно забытый.
Виктор Андреевич помотал головой, глубоко затянулся и поперхнулся дымом. Вполголоса матернулся, выкинул сигарету в переполненную урну, сделанную из обрезка бочки. Странное ощущение не проходило, смутно замелькали давнишние, прочно запертые в подсознании картинки.
Михеев нервно вытащил новую сигарету. Что за ерунда — совсем нервишки погаными стали! Зачем ему эти воспоминания, какой от них толк? Было и прошло. Тоже мне — «малая родина»! «Ах, вы из Грозного? Из Чечни? Как же вы там жили?» Задолбали! Так и жили — вам не понять! Работали, во всяком случае, не хуже. А пили, точно, меньше. Бюрократии меньше было, лизоблюдства. А вообще-то — то же самое дерьмо. Да ещё чечены. Хотя…
Стоп! Виктор Андреевич швырнул сигарету, промазал и со зла треснул по урне ботинком. Ногу свело болью, из урны в воздух поднялось плотное облако пепла и грязи. Михеев закашлялся и, судорожно отряхиваясь, выскочил из курилки. Сволочи! Убрать вовремя не могут. Бездельники!
Домой он попал за полночь. К зеркалу была приклеена записка: «Я уехала к Наташе. Надо посидеть с Ванечкой».
Понятно. Опять куда-то развлекаться намылились. А что — внука же есть кому скинуть. И ведь даже привезти не соизволили. Спешат, всё спешат…. Одного сына родили — и всё, а ведь Наташке уже под тридцать. Вот так мы теперь и живём, ещё немного — и «шакалов» больше русских станет. Главное, и говорить тоже бесполезно. Чуть что, сразу: «Папа, хватит! Если тебя так будущее нации волнует, что ж сам на двоих остановился?» Опять заныло в голове.