— Как здесь обозначено, Шабац и Обреновац, находящиеся на этой территории, были в осадном положении. До начала нашей операции банды...
— Точнее — партизаны! — поправил его генерал Амброзио и, обернувшись к Листу, спросил: — Почему бы не так?
— Вы правы, — согласился фельдмаршал Лист. — Партизанское движение в Югославии — это не отдельные, не связанные между собой группы или лица... Саботажными и террористическими акциями, партизанскими отрядами руководит КПЮ, которая их организует и направляет... Дальше! — обратился он к Турнеру.
Генерал Турнер щелкнул каблуками и продолжал:
— Вот здесь партизаны во время восстания и позднее держали в своих руках Иваницу, Ужице, Пожегу, Гучу, Чачак... Примерно так же обстояло дело и в Черногории. У них были Биело-Поле, Андриевица, Мурино, Мойковац, Колашин, Матешево, Даниловград, Грахово...
Лист укоризненно посмотрел на генерала Амброзио:
— Видите — это же почти вся Черногория!
— Да-да... — смутился Амброзио. — Это территория, которую контролируют части 9-й армии... Я же, как вы знаете, командую 2-й армией...
Фельдмаршал, будто не слыша этих слов итальянца, сердито хмурился.
— Я могу продолжать? — спросил Турнер.
— Пожалуйста! — бросил Лист.
После небольшой паузы, во время которой Турнер пытался что-то найти в своей записной книжке, он провел указкой по территории к югу от Ужице и Чачака и продолжал:
— 1 декабря черногорские партизаны объединенными силами атаковали Плевлю, но были отброшены частями одной из наших дивизий из состава 9-й армии...
— Вот дорога к звездам, к славе!.. — театрально воскликнул Амброзио. — Начальник гарнизона в этом городе мой личный друг. Инвалид, без руки. Слава сопутствует ему еще с времен испанской войны. Между прочим, с некоторыми из тех, против кого он сражался в Испании, ему пришлось столкнуться и под Плевлей!
— Времена меняются, меняются и места действий! — перефразировал известное латинское изречение фельдмаршал,
— Разрешите продолжать? — снова обратился к ним генерал Турнер, которому, видимо, их соперничество и стремление обвести друг друга нисколько не мешало.
— Да, да, конечно! — похлопав его по плечу, сказал Амброзио.
— Наша операция началась в Мачве, — продолжал Турнер, — за несколько дней до прибытия 113-й пехотной дивизии с Восточного фронта... Крупными силами мы прошли через Мали-Зворник, в то время как 342-я дивизия, усиленная двумя пехотными полками, наступала по шоссе от Шабаца до Лешницы и на этой линии перерезала противнику путь отступления из Мачвы на юг...
— Какое отступление, если они собрались в Рудо? — вмешался Амброзио. — Покажите, где Рудо?
— Вот здесь! — ответил Турнер.
Лист приблизился к карте, закурил сигарету.
Генерал Гарольд Турнер продолжал описывать ход дальнейших операций. Излагая объективные трудности, он не стеснялся употреблять выражения «боеспособность партизанских частей», «гибкость в обороне, смелость и слаженность в наступлении», «осведомленность о передвижениях и концентрации сил противника» и другие. Он говорил о карательных мероприятиях немецких частей, которые в народе, как правило, вызывали реакцию, прямо противоположную ожидаемой, а в заключение обратил внимание и на неэффективные действия союзников в районе Санджака и междуречье Дрины и Лима.
— Господин Амброзио, подобное поведение ваших частей просто недопустимо! — нахмурился фельдмаршал Лист. — В то время, как наши войска на Восточном фронте...
— Друг мой! — перебил его рыжебородый итальянский генерал. — В этом случае упреки можно адресовать только штабу нашей 9-й армии. Отдавая себе отчет в том, что взаимные обвинения идут скорее во вред делу, чем на пользу, считаю необходимым подчеркнуть тот факт, что наши гарнизоны были застигнуты врасплох. Кроме того, господа, хочу еще раз напомнить вам: я командую 2-й армией...
— А я имел в виду не только вас! — Лист сверлил его взглядом, уже не скрывая своей озлобленности. Потом, повернувшись к Турнеру, дал ему знак продолжать.
— В Черногории находятся три дивизии 9-й армии, — сказал генерал Турнер. — Видимо, партизаны всех их застигли врасплох, исключая гарнизон вашего однорукого приятеля в Плевле.
— В Черногорию направляется еще одна наша дивизия, — дополнил сведения Турнера генерал Амброзио. — Это должно улучшить положение.
— Насколько я осведомлен, причина неудач кроется в вашем офицерском составе, господин генерал! — заметил Лист.
— Вполне вероятно. Но нечто подобное, кстати сказать, проявилось и в ваших войсках на Восточном фронте, — нашелся генерал Амброзио.
— Я говорю сейчас о союзных итальянских войсках...
— И я тоже так считаю, — поддержал Листа Турнер.
Хитрому итальянцу не хотелось спорить ни с тем, ни с другим, особенно с Листом. Фельдмаршала он считал опасным и гадким стариком, угрюмым и пренебрежительным, переполненным высокомерием и самолюбием. Да и этот послушный холерик, который так настойчиво знакомил их с последними наступательными операциями немецко-итальянских сил против партизанских отрядов в Рудо, представлялся ему малопонятным и скользким человеком. Соглашаясь с ними и угодливо улыбаясь им, что вызывало в нем самом отвращение, генерал Амброзио сразу почувствовал их прусскую выучку, смолоду развившую в них стремление к блестящей карьере, развлечениям и богатству. Сейчас же на их пути оказалось серьезное препятствие, которое генералу Амброзио виделось вполне определенным и реальным. Сам он давно уже избавился от иллюзии, что Гитлеру и Муссолини удастся покрыть фашистской свастикой всю континентальную Европу. Его скептическое мнение о сложившейся ситуации, которое он так ловко скрывал, во многом отличалось от мнения большинства итальянских генералов, в том числе тех, что играли значительную роль на Балканском театре военных действий, — Уго Кавальеро, Пирцио Биролли, Маротти. Войска вермахта в войне против Советского Союза представлялись ему слоном, напавшим на огромный муравейник. В этой схватке, говорил он своим ближайшим друзьям, слон, конечно, нанесет очень большой ущерб муравейнику, раздавив в своем слепом бешенстве сотни тысяч, а может, и миллионы муравьев, но в конце концов он будет свален ими и обглодан до костей.
— У меня создалось плохое мнение о большинстве ваших высших армейских начальников! — проговорил Лист, решив наконец высказать все свои упреки генералу Амброзио прямо в глаза.
— Дорогой мой друг, если бы вы к тому же еще знали, что думают некоторые наши офицеры об офицерах вермахта, то ваше мнение о нас было бы еще хуже.
— И как вы поступаете с такими? — поинтересовался генерал Турнер.
— Отдаем под трибунал! В подобных случаях разбирательство бывает недолгим...
Потом они сели за стол и принялись обсуждать план совместных действий против только что сформированной партизанской бригады и других отрядов, действующих на всей территории Югославии. При этом их мнения и оценки во многом расходились. Надеясь переложить на других часть ответственности в случае неуспеха запланированных операций, они решили письменно оформить свое соглашение, и тут прямолинейности и резкости фельдмаршала были противопоставлены мягкость и лукавство генерала. В этом наглядно проявились не только различия их темпераментов и характеров, но и те качества, которые в конечном счете определяют индивидуальный облик каждого человека.
Когда Турнер закончил составление документа, фельдмаршал Лист открыл свой блокнот и сказал, что познакомит их с директивой Гитлера, которую он получил в конце сентября 1941 года и которая, как он выразился, во многом предопределила эту встречу в Белграде.
— Благодарю вас за оказанное мне доверие, господин фельдмаршал! — отвесив поклон, проговорил генерал Амброзио, уверенный, что его поведение собьет с толку не только Листа, но и Турнера, который, похоже, анализировал каждое его слово и движение, словно получил от руководства такое задание.
— Директива фюрера гласит... — продолжал Лист, будто не слыша Амброзио.
— Да, да, пожалуйста, прочитайте полностью! — оживился Амброзио.
Фельдмаршал Лист надел другие очки.