— А если я приму ваше предложение?
— Тогда вы сможете жить поблизости. Пока будет идти строительство, вы останетесь частью моей жизни.
— Но когда мост будет завершен, мне придется уехать, — заметил он. — Вы только что сказали, что очень привязаны к Грозовой Обители, Камилла. Вы никогда не сможете поехать со мной туда, куда занесет меня судьба инженера. Лучше покончить с этим сейчас. Иначе нам предстоят еще горшие муки. Я не просил о вашей любви. И боролся со своей любовью.
Она прижалась к нему еще крепче.
— Нет, нет! Мы больше никогда не должны расставаться. Росс, я сделаю все так, как вы скажете. Откажусь от наследства и поеду с вами куда хотите. Если только я нужна вам, — это все, о чем я прошу.
Он снова поцеловал ее в губы.
— Вы знаете, как я нуждаюсь в вас. Но все кончится тем, что вы не простите себе… и мне… Я был раздражен, когда убеждал вас пренебречь тем, что вы считаете своим долгом. Я не могу принять такой жертвы.
Он выпустил Камиллу из своих объятий, как тогда, под буком, но на этот раз его руки оставались нежными, а глаза выражали муку.
— Оставайтесь здесь, на кладбище, некоторое время, — распорядился он. — Тогда нас не увидят вместе. Вам не пойдет на пользу, если кто-нибудь из Джаддов узнает о нашей тайной встрече. — Он быстро направился к воротам, но вдруг резко остановился и обернулся. — Пожалуйста, будьте осторожны, Камилла.
Она стояла потрясенная и беспомощная, глядя, как Росс удаляется от нее. Что ей делать? Какое решение принять? Она узнала, что любима, и к ее боли примешалась радость, но боль была сильнее, и она не знала, как с ней совладать.
Услышав скрип кладбищенских ворот, Камилла подошла к могиле Алтеи Кинг. Какой молодой умерла ее мать. И все же она в полной мере испытала, что такое счастье. Она жила с любимым мужем и родила ему дочь, которую они оба любили без памяти. И теперь эта дочь стоит над могилой матери и знает, что часть ее существа должна умереть так же безвременно, как тело, лежащее под могильным камнем. Надежда Камиллы умрет, не познав счастья воплощения.
Ее мысли снова вернулись к грозовому вечеру на горе, к мрачной тайне загадочного происшествия. Возможно, разгадав загадку смерти Алтеи, Камилла получит ответ на вопрос о своей любви? Хозяйка Грозовой Обители не могла объяснить, какая тут связь, но была убеждена, что она существует.
Если Алтея была слишком хорошей наездницей, чтобы позволить лошади скинуть себя, как получилось, что Фолли вернулась домой с пустым седлом? И что произошло между Алтеей и Бутом, прежде чем ее мать отправилась на гору в грозу? Почему она стегнула Бута хлыстом? Из-за чего вспыхнула яростная ссора?
Она снова задумалась о хлысте, когда достигла каменных львов, стерегущих вход в Грозовую Обитель. Как хлыст Алтеи мог попасть в прибрежные кусты? Не дедушка ли в порыве гнева швырнул его туда после несчастного случая? Но почему он тогда так любовно заботился о сбруе Алтеи, хранившейся на чердаке? И почему тетя Летти отняла у нее хлыст, спрятала его и больше никогда о нем не упоминала?
Ни на один из вопросов не было ответа; кроме того, Камилле приходилось иметь дело с настоящим, а не с прошлым.
Глава 22
Ленч в этот день начался торжественно; трапезу с Камиллой делили только Гортензия и Летти, сообщившая, что Бут наверху пишет картину. Чтобы закончить ее, осталось сделать только несколько мазков; Буту хотелось завершить работу, пока его не покинуло вдохновение.
— Я рада, что он снова работает, — признать Летти. — И буду счастлива, когда, наконец, картина будет написана.
В тоне тети прозвучало нечто, заставившее Камиллу пристально взглянуть на Летти.
— Почему вы мечтаете о завершении картины?
— Потому что Бут прав: я никогда ее не любила. В ней слишком много боли, почти непереносимой. Я не могу смотреть на картину и не вспоминать, как Фолли топтала меня копытами. Как она, должно быть, била и Алтею.
— Вы полагаете, что мать спешилась, как и вы? — спросила Камилла. — Значит, лошадь не выбила ее из седла?
— Поговорите о чем-нибудь другом, — резко потребовала Гортензия. — За столом можно не обсуждать подобные темы.
Они закончили ленч в молчании.
Затем, приготовив поднос с едой для Бута, Летти попросила Камиллу помочь отнести его в мастерскую.
— Он хочет показать тебе законченную картину, дорогая, — сообщила она племяннице, когда почувствовала, что та не хочет идти в студию. — Я думаю, он желает доставить тебе удовольствие.
Камилла предпочла бы никогда больше не видеть эту картину. Она испытывала по отношению к ней такие же чувства, что и Летти, но у нее не было разумных причин отказать Буту. Не могла же она все время избегать встреч с кузеном, живя с ним в одном доме.
Бут установил мольберт у северной стены комнаты, так, чтобы на него падал свет из окон. Когда они вошли в детскую, Бут уже сделал последний мазок и, прислонившись к подоконнику, окинул картину критическим взглядом.
— Мы принесли тебе поесть, дорогой, — объявила тетя Летти, Камилла поставила поднос на стол.
Бут едва взглянул на еду. Он не сводил глаз с Камиллы.
— Картина закончена, — сказал он. — Подойди сюда и скажи, что ты о ней думаешь.
Летти обняла Камиллу за плечи, и они вместе приблизились к мольберту.
Теперь, когда все детали были тщательно выписаны, ощущение жестокости сцены только усилилось. Фолли, яростно напряженная, являла собой жуткое зрелище. Уши плотно прижаты, ноздри расширены, губы искривились, обнажив ряд оскаленных зубов. Но женщина, твердой рукой сжимавшая уздечку, находилась в состоянии веселой экзальтации, с явным наслаждением укрощая вставшую на дыбы лошадь. Алтея, несомненно, одобрила бы безрассудную храбрость изображенной на картине наездницы.
Камилла, глядя на картину, не могла сказать с уверенностью, кого больше напоминало изображенное на ней лицо: ее или Алтею, — но она знала, что всплеск запечатленных художником эмоций был навеян обликом матери.
— Думаю, что я никогда так не выглядела, — призналась Камилла Буту.
— Но я, после того как видел Алтею в гневе, легко могу вообразить тебя в подобном состоянии, — ответил он.
Летти подошла еще ближе, пристально вглядываясь в картину. Грозовое небо и темная каменистая площадка под копытами лошади были изображены с мельчайшими подробностями. Ясно, что действие проходило на голой вершине Грозовой горы, неподалеку от края пропасти. Наездница на картине в ходе схватки выронила из рук хлыст, и он лежал на земле в левом углу картины.
Заметив его, Летти вздрогнула.
— Ты в последний момент изобразил на полотне хлыст Алтеи! — воскликнула она.
— Удачная деталь, не правда ли? — отозвался Бут. — Мне нужно было чем-нибудь заполнить пространство в нижнем углу картины.
— Но хлыст на горе так и не нашли, — мягко напомнила ему Летти.
Бут пожал плечами.
— Не кажется ли тебе, что ты судишь о живописи слишком… буквально? В конце концов, вся эта сцена — плод моего воображения. Я начал писать картину, не зная, что произойдет с Алтеей.
— Подожди меня здесь, Камилла, — распорядилась Летти. — Я скоро вернусь.
Она поспешно вышла из мастерской, после чего Бут улыбнулся Камилле.
— Что происходит, кузина? На вчерашней вечеринке ты явно меня избегала.
Камилле захотелось сказать: «Между нами пролегла ужасная тайна подпиленной ступеньки. Как ты ее объяснишь?"
Но она тут же вспомнила предостережение Росса и прикусила язык. Она не будет чувствовать себя в безопасности в этом доме, пока не составит завещание. А встретиться с мистером Помптоном удастся не ранее чем завтра. Пока единственной защитой является осторожность. Чем позже догадается Бут о ее подозрениях, тем лучше.
— Я занималась гостями, — спокойно пояснила она. — У меня просто не было времени для снов семьи.
— Верно. Я видел, сколько времени ты уделила миссис Ландри. Полагаю, она прожужжала тебе все уши, вспоминая о старых скандалах?
Прежде чем Камилла успела ответить, в комнату вернулась Летти, держа в руках маленький хлыст для верховой езды с выгравированными на рукоятке серебряными хризантемами. Она протянула его Буту.