— Кто такой?
Многоопытный старик владел деликатным обхождением:
— Рад видеть тебя в добром здравии, эфенде!.. Вчера ездок был нашим. Теперь не ведаю… Сам спроси!
— Ты кто? — грубо спросил Нигматуллу всадник.
— Ассалямгалейкум, Унасов-эфенде! — без предисловия вскричал Нигматулла, расплываясь в сияющей улыбке.
— Вагалейкумсалям! Откуда ты меня знаешь?
— Слухом земля полнится.
— Как звать?
— Нигматулла. Из Сакмаева. Сын Хажигали-карта.[53]
Унасов обрадовался, спрыгнул с коня, принял в свои ладони руку Нигматуллы, поклонился.
— Так бы сразу и сказал!.. Сын моего друга Хажигали-агая? Ха-а-ай, отчаянным джигитом был твой отец, не уступал в смелости самому Бейешу. Ха-а-а-ай, сколько табунов мы с твоим отцом похитили!.. А тебя какими ветрами принесло в наш край?
— Приехал за умным советом, эфенде! — с привычным лицемерием застонал Нигматулла. — Враги сживают со свету. Ищу защиты и помощи.
— Тогда айда ко мне в дом, рахим ит![54] Поехали! Сперва по нашему обычаю пообедаем, а потом поговорим.
Жил Хажиахмет не в ауле, а в сторожке лесника, у говорливого ручья, резво бегущего сквозь лесную чащу. Дом был обнесен высоким забором. Ворота открыл горбун с коричневым шрамом на лбу, с бельмом на глазу; кланялся он подобострастно, мычал от усердия.
— Здравствуй, медведь Урала! — сказал Хажиахмет, слезая с седла.
— Будь здрав, атаман! Молю бога о милостях тебе и твоим джигитам. Вижу, гость к нам пожаловал.
— Прими с честью. Сын славного вора Хажигали-агая! — представил атаман самодовольно расплывшегося Нигматуллу. — Полагается зарезать самую жирную лошадку.
Горбун поклонился Нигматулле, побежал быстро в конюшню, вывел серую кобылицу, округлую, так и лоснящуюся сытостью.
— Когда начал откармливать? — придирчиво спросил атаман.
— Три месяца назад.
— Сколько сала накопила?
— В четыре пальца.
Хажиахмет любовался кобылицей плотоядно, как женщиной, чмокая отвислыми губами, наконец махнул рукой:
— Такая подойдет!
Парни по сигналу горбуна связали прочным арканом ноги лошади, повалили ее на землю, прижали коленями туловище. Хажиахмет вытащил из-за голенища острый, со сточенным лезвием нож.
— Бисмил-ла-хи-рах-ман-ыра-ра-хи-и-и-и-им! — нараспев возгласил он молитвенное обращение к аллаху, левой рукою оттянул за гриву голову бьющейся в предсмертной тоске лошади, ловко перерезал ей горло.
Гость и атаман взошли на крыльцо. Дом был построен недавно из больших, в два обхвата бревен, пахнувших душистой смолою.
Молодая женщина разжигала огонь в очаге, выпрямилась, колыша высокую, пышную грудь, улыбнулась Хажиахмету; глаза у нее были черные, как ягодки черемухи, губы алые, взгляд ласковый. Она с изумлением посмотрела на Нигматуллу, но не вздрогнула, быстро ушла за занавеску.
— Э, подожди! — засмеялся атаман и последовал за нею.
Вешая шинель на деревянный крюк у двери, Нигматулла старался припомнить: «Где же я видел эту красивую бисэ? Знакомое лицо! Верно, веселого, общительного нрава…»
За занавеской Хажиахмет, видать, притиснул ее к стенке — слышалось игривое, вкрадчивое хихиканье. Нигматулле стало не по себе, кровь закипела в жилах, сердце яростно заколотилось.
Вошел в эту минуту горбун, без удивления послушал, как кудахтала за занавеской женщина, снял с жердей, протянутых от стены к стене, дрова, сушившиеся там, — приготовил место для мяса, — громко сказал:
— Гульмадина, вымой почище казан, принесу сейчас мясо.
Нигматулла против желания произнес:
— Гульмадина-а-а? Не средняя ли жена Хажисултана-бая?
Ответил ему не горбун, а вышедший из-за занавески атаман:
— Она самая.
— Как же она попала сюда?
— Прихватил вместе с табуном Хажисултана! Она уже овдовела, ушла из дома бая к дальней родственнице в аул. Собственно, это касается меня одного. Ладно, пока мясо варится, рассказывай, с чем и зачем пожаловал.
«Как все меняется молниеносно! — горестно вздохнул Нигматулла. — У Хажисултана эта холеная бисэ пальцем не желала шевельнуть, а здесь, глядишь, мясо варит, у казана ловко хлопочет… Но ведь и я, грешный, изменился, и к худшему!»
— Атаман! Хажиахмет-агай, я убежал от коммунистов! — выпалил Нигматулла, умоляюще глядя на конокрада. — Помоги мне прогнать коммунистов из Кэжэнского кантона. Избавимся от них — откроем прииск на Юргашты. Я знаю такие заветные места, где золото можно вычерпывать ковшом. Доходы пополам.