- Леди София просила вас пройти в её кабинет, - пробормотала девушка себе под нос и поспешила уйти. Кажется, она боялась меня. Может, её пугало то, что я сидела в комнате, почти не меняя позы или пустой взгляд, который иногда на нее направляла.
Услышав раздавшиеся слова, я лишь горько улыбнулась. « Кабинет леди Софии», вовсе нет, это кабинет лорда Уильяма, хотя этого новая служанка, конечно, не знала. Уже никто здесь не знал, кроме меня.
Я покорно поднялась с кровати, поправила свой наряд, во избежание недовольства опекунши, и отправилась в кабинет отца, прогуливаясь по пустым мрачным коридором. Мои глаза цеплялись за стены, места, где когда-то висели картины, нарисованные мной вместе с отцом. Мы любили вместе рисовать, воплощать все наши безумные фантазии, наши сказки, делая их таким образом бессмертными, как мы думали. Но, оказалось, умертвить их очень легко, достаточно лишь разжечь камин.
Я шла, проводя рукой по холодному вековому камню пустой стены, и размышляла на тему того, что же от меня понадобилось опекунше, которая благополучно не вспоминала обо мне уже несколько дней.
Было больно смотреть на эту бледную женщину, восседающую за отцовским столом. Она была бледна не снаружи, а внутри. И не просто бледна, а бедна, скудна, обделена какими бы то ни было людскими добродетелями.
Леди Уныние подняла взгляд от письма, которое читала с холодной улыбкой, другой у нее, наверное, и не было, и обратилась ко мне.
- Элизабет,- никогда она еще не произносила моё имя с таким чувством, - мы прожили вместе уже достаточно длительное время, и за все эти дни я заметила большие пробелы в твоем воспитании. – Блестела она черными глазами в полумраке свечи, словно кошка. – Твое поведение лишь с натяжкой можно назвать достойным для молодой леди. Я бы не хотела порочить имя нашей семьи, моего дрожайшего брата, лорда Уильяма, - мое сердце кольнула, когда это имя слетело с тонких губ, - поэтому, милая племянница, ты не оставляешь мне иного выхода.- Эта улыбка не предвещала ничего хорошего.
Глава 2. Северное аббатство.
Я слышала стук копыт и деревянных колес кареты о разбитые камни мостовой. Меня увозили прочь от дома, от моего Грозового замка, от последнего, что я любила в этой жизни. Душа уже давно разбилась на осколки, но теперь эти осколки превратились в мелкую пыль, которая уже никогда не соберется обратно.
Дорога длилась три дня и три ночи.
Леди София даже не удостоила меня служанкой, сказав, что там, куда я направляюсь, она мне будет ни к чему. Со мной был лишь кучер, старый, ворчливый дедушка, которого на протяжении всего пути мучил кашель. Мы останавливались у постоялых дворов, чтобы передохнуть и сменить лошадей, но я почти ничего не ела и вообще почти не реагировала на смену обстановки. Одни стены, другие стены, ох, да какая собственно разница.
В утро понедельника наша карета притормозила у высоких кованых ворот. Его прутья затейливо извивались, создавая образы людей, животных, небесных светил. Казалось, тут была разыграна целая сцена из какой-то пьесы. А за загадочными воротами таились белокаменные стены Северного аббатства, монастыря перевоспитания молодых дев.
Все строение имело вид буквы «Н». Правая и левая части были ниже средней, имели сводчатую крышу, которая поддерживалась колоннами. Средняя же часть, соединяющая все здание в единое целое, уходила далеко ввысь и имела четырехскатную крышу со шпилем, на котором держался плоский диск железного солнца, символ бога Света.
Я прошлась равнодушным взглядом по месту, в котором мне предстояло прожить еще полтора года. Подумать только… полтора года. Моя жизнь еще никогда не виделась мне в настолько серых цветах, папа учил меня другому. Он учил видеть во всем красоту, радоваться каждой мелочи, из которых и состоит наша жизнь. Но вот, лорд Уильям уже не стоит рядом со мной, не подбадривает, легко касаясь плеча… и кажется, что вся красота этого мира умерла вместе с ним, кажется, будто и я сама умерла вместе с ним. Я и все мои мечты, желания, и светлые мысли о счастливом будущем.
Стоило мне приблизиться к воротом, как я увидела идущую мне навстречу уже не молодую женщину. Она была одела в серую хламиду, скрывавшую всю её фигуру, кожу, оставляя только лишь лицо, на котором она попыталась изобразить что-то вроде доброжелательной улыбки. Губы её изогнулись, но глаза ничего не выражали.
- Меня зовут настоятельница Мария, я проведу тебя в наше аббатство.
Багажа у меня никакого не было, леди София сказала, что он мне не понадобится. Я ступала за железные ворота с легкой рукой и тяжелым сердцем, подталкиваемая в спину нетерпеливой послушницей. Ноги не слушались, но я приказала им двигаться.