— Ну что, Доронин, особого приглашения ждешь? Готов к суду?
— Я‑то готов, товарищ подполковник, только несправедливо все это. Вам не кажется?
— Казаться мне, Доронин, по должности не положено, но я предупреждал тебя — держись от Куделина подальше.
— Так мы что, в разных армиях служим? Почему я должен просчитывать каждый свой шаг, боясь попасть на заметку какому–то уроду?
— Все! Прекрати. Не заводись — себе хуже сделаешь. И болтай поменьше. Куделина речами не проймешь. Отмолчись. Дальше посмотрим.
Доронин вошел в клуб, присел на крайнее кресло предпоследнего ряда.
Следом зашел командир. Он занял место в президиуме, но не Смирнов играл сегодня первую скрипку, зам по воспитательной.
— Товарищи члены суда младших офицеров, прошу занять свои места.
Когда команда была выполнена, замполит обвел взглядом аудиторию.
— Доронин? Старший лейтенант Доронин?
— Я. — Александр встал.
— Вы что, Доронин, первый раз замужем? Проходите и займите свое место.
Александр прошел через весь зал и остановился рядом со специально поставленным стулом, под президиумом, перед залом.
— Вот так, садитесь на стул позора.
— Не волнуйтесь, товарищ майор, я постою,
— Доронин! Здесь вам не цирк, — настаивал замполит, — а суд, пусть и товарищеский, так что извольте выполнять правила. Стул позора и предназначен для того, чтобы на нем сидел тот, кто коллективом предан позору.
— Сказал постою, значит, постою, и нечего меня уламывать.
— Товарищ подполковник! Обращаюсь к вам как к командиру. Сами видите, как ведет себя Доронин.
— Майор! По–моему, вы затягиваете. Если вам не дорого свое время, то пожалейте время подчиненных. Начинайте.
Зам по воспитательной с трудом проглотил пренебрежительный тон подполковника Смирнова, но, сдержавшись, продолжил исполнять отведенную ему роль.
— Что ж, Доронин, командир сделал для вас исключение. Но на то он и командир.
— Товарищ майор, — донеслось из зала, — ну на самом деле, давайте по теме, чего кота за хвост тянуть?
— Я попрошу нетерпеливых свое мнение попридержать при себе и не позволю превращать серьезное мероприятие в балаган. Начинайте, — обратился он к председателю суда — одному из командиров рот, капитану Березкину.
Тот начал:
— Товарищи офицеры! Мы с вами сегодня обсуждаем проступки, совершенные нашим сослуживцем, командиром пятой роты, старшим лейтенантом Дорониным Александром Владимировичем. Первое — это избиение сержанта Шульгина на глазах у подчиненных. Что вы можете, товарищ старший лейтенант, сказать по этому поводу?
— Если вы считаете, что один удар в порыве гнева, по уважительной, поверьте, причине — избиение, то тогда вообще о чем можно говорить? Прошу точнее сформулировать обвинения в мой адрес.
— Товарищ старший лейтенант, какая разница — один вы нанесли удар, два ли, но вы ударили своего подчиненного?
— Да, ударил.
— Другие подчиненные рядового состава при этом присутствовали?
— Да, присутствовали.
— И как же вы оцениваете свой поступок?
— Если вы хотите этим вопросом спросить, ударил бы я сержанта вновь, повторись та же ситуация? Отвечаю — да, ударил бы. Или, по–вашему, я должен был со стороны наблюдать, как сержант издевается над молодыми солдатами?
— Как у вас складно получается, — вступил в разговор Куделин. — Товарищ подполковник, товарищи офицеры, довожу до вашего сведения, что по случаю физического оскорбления сержанта Шульгина проводилось служебное расследование и фактов, подтверждающих то, что сержант издевался над «молодыми», как здесь выражается так называемый командир роты, не обнаружено. Стыдно, старший лейтенант, прибегать ко лжи во спасение своей изрядно подмоченной репутации. Стыдно и недостойно офицера.
— Вы проводили дознание и факты не подтвердились? А что вы ждали? Да кто же вам правду скажет о Шульгине? Ведь всему личному составу известно, что он ваш, товарищ майор, осведомитель.
— Что-о? Что вы сказали? Вы в своем уме? Или опять пьяны? Вы понимаете, в чем только что меня обвинили? Товарищ подполковник, товарищи офицеры, я обращаю ваше внимание на слова этого негодяя. Вы еще ответите за свои слова, Доронин, ответите.
— Я‑то отвечу, но и вам придется извиниться за негодяя. И что это так вы взвились? Или я сказал что–то из ряда вон выходящее? По–моему, всем известно, как вы проводите воспитательную работу, на чем ее основываете.
— Товарищи офицеры! Майор Куделин! Не забывайтесь, что вы находитесь на суде чести. Ваши пререкания никому не нужны, а вы, товарищ Березкин, исполняйте свои обязанности, — высказался раздраженный командир.