«Полицейские» уже отлепились от его стены и подошли к краю платформы. Они с интересом наблюдают за одинокой фигуркой в синей джинсе, что несется в их сторону. И во взгляде мужчин уже не читается просто ленивая угроза. Сейчас они смотрят с интересом кошки за бегущей в ее сторону мышью: «Добежит — не добежит? А если добежит, успею прыгнуть и поймать или промахнусь?»
Любопытно, но лежащий на земле кофр в глаза бросился сразу. Возможно, в другое время и при других условиях Игорю пришлось бы его искать на железнодорожных путях, а сейчас он, черный, выпуклый, облупившийся с тыльной стороны (там, где обладателю чаще всего приходилось приживать его к животу), с потемневшим и засалившимся синим бархатом внутри, блестящей металлической кнопкой застежки, лежал, ждал… Или звал?
Уфимцев, как юла, крутанулся на бегу, подхватил кусок картона, обтянутый облезлой говяжьей кожей и по–прежнему под взглядами врагов помчался назад. Он не думал, успеет или не успеет добежать до вагона в тот самый момент, когда поезд за выходной стрелкой наберет ход. И не думал, что будет с ним, если он, этот поезд, этот ход все–таки наберет.
В голове толкалась в такт бегу горячая пустота. Грудная клетка была вся заполнена бьющимся сердцем. Его, сердца, было так много, что если бы Уфимцев позволил себе хоть одну мысль, попытавшуюся втолкнуться в грудь и изменить ритм клапанов этого мотора, оно могло бы не выдержать. И тогда все было бы напрасно….Нет, он просто бежал, обгоняя вагоны.
Вагон со спасительной откинутой ступенькой вывернулся сразу, словно невзначай. Игорь ухватился за поручень и тут же несколько крепких мужских рук втащили его вовнутрь.
-Ну ты мужик!… Теперь тебе и в ОМОН можно!…
Слова проходили в него как сквозь вату. Во рту было кисло и никак не удавалось проглотить вязкую слюну. И он почувствовал, как руки, сжимающие кофр, помимо его воли, впервые, начали жить отдельной от сознания жизнью. Уфимцев попытался сдержать дрожь, но она только усиливалась.
Едва удерживая кофр в руках, Игорь плечом толкнул дверь вовнутрь вагона и, закрываясь спиной от взглядов товарищей, вошел в купе. Он лег на живот, прижав руки телом. Дрожь постепенно прекратилась. Пока Уфимцев лежал там, никто из милиционеров в купе не вошел. Из деликатности, что ли?
Дагестанская Махачкала, как и чеченский Гудермес, встретила солнцем. Старший лейтенант Магомед, расправив измятую на спине белую офицерскую сорочку с короткими рукавами, вежливо распрощался со всеми за руку и пошел домой — отдыхать после дежурства. Группа сопровождения, подтянув ремни с кобурами на поясах и сдав автоматы в «оружейку» линейного отдела, отправилась в гостиницу.
-Эх! — Вадим, широко раскинув руки, упал животом на кровать, повозился и окликнул плещущегося под раковиной Уфимцева, — Игорек, ты спать хочешь?
-Да как–то не очень, — ответил тот, до красна вытираясь жестким вафельным полотенцем, — Выспался. Есть какие–нибудь мысли?
-Предлагаю на рынок сходить. Коньяк не выпитый у нас еще с того раза остался. А вот закусон… Зелени купим. Наша–то завять успела. Рыбы. Все–таки на море находимся или почему?
-«Почему», — согласился журналист, — Наших брать будем?
-Да пусть валяются, — уточнил капитан, — Вдвоем сходим. Возьми только у парней «пээм». А то этот город какой–то… Словно прифронтовой. Не нравится мне его атмосфера. Ох, не нравится.
-Сейчас выпьем и понравится! — усмехнулся Игорь, натягивая футболку и отправляясь в сержантам в соседний номер. За пистолетом.
Полуденный махачкалинский рынок, в отличие от утреннего, прохладненского, гудел. Здесь все было южным. Пронзительно голубое небо над светло–желтыми деревянными прилавками сверкало, пронизанное лучами солнца. Горы голубели в дымке. Ниже, между домами, словно уголок воротника–гюйса у матроса синело мире. В воздухе пронзительно пахло шашлыком, свежими овощами и зеленью.
Под деревянными навесами дюжие кавказские мужчины наперебой предлагали, упрашивали, навяливали, втюхивали и просто продавали все, что могло родиться на земле и в море в сотнях квадратных километров вокруг базара. Клубника на фруктовых рядах, редиска и зелень — на овощных, сушеная, вяленая, копченая, свежая — на любой вкус, каспийская рыба — на рыбных, баранина и телятина — на мясных. Одной свинины не было…
Покрутившись среди рядов и полнив пакеты редиской, укропом, петрушкой, салатом за сущие центрально–российские копейки и утрамбовав все это великолепие копченой рыбой, в мясном ряду Вадим и Игорь наткнулись на своих.