-Я — корреспондент из областной газеты. А ты–то кто? — произнес он.
-Корреспондент? — мужик был ошарашен, — Бляха муха, а чего ты здесь делаешь?
-Твое какое дело? — уверенность стала возвращаться к Уфимцеву, понявшему, что колоть вилами его уже не будут.
-А я сосед, — ответил на самый первый вопрос мужик, до которого стала доходить абсурдность ситуации, — Вон там живу…
Он показал на видневшуюся с задворок дома Кружкина часть пейзажа с силикатной стеной дома, фрагментом шиферной крыши и развесистой яблоней. (Игорь успел заметить, что плодов на ней было предостаточно).
-Чо, неужели настоящий корреспондент? — средь зарослей бороды вилоносца появилась недоверчивая улыбка.
-Можешь пощупать… — промолвил Уфимцев.
Он вдруг почувствовал, что устал. Устал до слабости в ногах, до испарины на спине. Хотелось откинуться на стену, съехать по ней на землю и уже оттуда, снизу, смотреть на этого убогого, что кидается на людей с вилами средь белого дня.
-А я подумал, что кто–то из блатных решил сруб облюбовать! — радостно сообщил вилоносец, — А я его уже для себя на дрова определил!
-Так ты что, из–за этих сраных гнилых бревен стал бы человека вилами пороть? — зло спросил Игорь.
Страх прошел. Появилась злость. На этого придурка, на самого себя, на карикатурность ситуации, на дурацкие прятки, в которые играли друг с другом, словно перед невидимой кинокамерой два взрослых и нормальных (по крайней мере за себя Уфимцев ручался) человека. Игорь с нервным смешком представил выезжающую из кустов платформу со штативом, режиссера в кепке, радостно вопящего «Снято!» и — субтильную девицу с хлопушкой, на которой было нарисовано что–то вроде «Сельская новь», «Колхозная быль» или «Деревенская топь».
-Да не… — засмущался мужик, — Попугать только хотел. Блатные у нас вообще обнаглели. А участок этот сельсовет на меня переписал. Так что это моя частная собственность!
Последнюю фразу он произнес едва ли не с гордостью.
«Собственник, …. Твою мать!» — подумал Игорь и, чувствуя, что удача не до конца отвернулась от него и пора брать быка за рога, произнес вслух:
- Ты каких блатных имел ввиду?
-Да тех самых, — мужик махнул в сторону, где, как показывал Уфимцеву участковый, находились избы сосланных уголовников, — Работать не хотят. Денег, чтобы дрова купить, нету. Или, просто не хотят на них тратиться. Вот и тырят все деревянное, что не приколочено. А что приколочено, отрывают и тоже тырят… Ты чего здесь потерял, корреспондент? У нас отродясь никого из твоих не было… Извиняюсь, конечно, что на «ты» — заискивающе улыбнулся он.
-Ладно, чего там… — махнул рукой Игорь, — По какому делу, спрашиваешь? По какому делу… Ты хозяина этого дома знал?
-Кружкина–то? Конечно, так вы по его душу?
-По его. Может, расскажешь, что за человек был? — Игорь вынул из кармана пачку сигарет «Элэм» и заметил, что у мужика при виде «городских» сигарет загорелись глаза, — Пойдем присядем, — предложил он, показав на лежащее в желтеющей траве старое бревно.
- Может, домой? — с готовностью предложил сосед Кружкина, — У меня под это дело найдется…
Он растопырил мизинец и большой палец, продемонстрировав символ, известный без перевода всем на территории бывшего СССР.
-Нет, — покачал головой корреспондент, подумав, что на сегодня сто граммов водки, выпитой со священником, будет вполне достаточно: если дело пойдет в том же направлении, то к вечеру до Рыбинска он не доберется, — Давай в другой раз, ладно?
Отойдя в сторону от покосившейся избы Кружкина, они уселись на бревне, сделали по поре первых, самых ароматных затяжек, и только после этого Уфимцев протянул ладонь бывшему вилоносцу (свое оружие мужик оставил у стены дома):
-Игорь.
-Михаил, — отозвался крепким рукопожатием мужик, — Так что у тебя к этому Кружкину?
Уфимцев помолчал, размышляя, с чего подступиться к разговору, чтобы не спугнуть собеседника. Потом решил, что бродить вокруг да около с этим решительным дядькой не стоит, и нужно начинать с главного.
-Могилу у этого Кружкина разворошили, — произнес он, — Просто так такое не делают. Вот мне и интересно… Интересно, что за человек он был, покойный?
Михаил посерезнел, аккуратно загасил окурок о каблук кирзового сапога, почесал кадык под бородой и только после этого ответил:
-Человек он был мутный. Говаривали, что сидел еще при Сталине, но на диссидента или как их… репрессированного не был похож. Эти–то, обиженные Советской властью, еще с горбачевских времен стали права качать и льготы всякие получать, а Кружкин сидел тихо.