Между тем в школе № 13 творится такое, чего никогда не видали — и не увидят! — ее многострадальные стены. Какой уж там День Итогов!.. Уже не о Дне Итогов речь... Сколько прекрасных надежд разбито, смято, истреблено!..
Судите сами, напишет ли теперь Эраст Георгиевич свою диссертацию?.. А бедная Нора Гай?.. Что произойдет с ее дальнейшими замыслами?.. А Екатерина Ивановна Ферапонтова?.. Как переживет она теперешний, ничем ею, в сущности, не заслуженный позор?..
Да только ли они?.. Только ли те, кто связан со школой № 13 столь крепкой и прочной связью — только ли они сокрушены?.. Что уж говорить о них, если даже те, кто здесь впервые, растеряны, и потрясены до невозможности?.. Что станут думать, например, социологи?.. Ведь они хотели собрать материал для конструирования модели личности современного школьника!.. А писатель?.. Ведь он уже ощущал, как где-то в душе, на самом ее донышке, начинает журчать сюжет будущей повести...
Один лишь член-корреспондент академии психологических наук сохраняет невозмутимость. Мало того; с каким-то, рискнули бы мы выразиться, обновленным интересом осматривается он вокруг ничего не упускающими, умными глазами... Недаром ведомы ему различные мудреные теории и понятия, такие, как, скажем, «сублимация», он сумел бы многое объяснить в развернувшихся событиях. Но кто станет его слушать? До «сублимации» ли собравшимся?..
Хорошо еще, что кто-то догадался подать команду оркестру Уличных Гитаристов... Не «кто-то», впрочем, а Витька Шестопалов. Это он, едва на сцену выскочил завхоз Вдовицын,— это Витька Шестопалов с возгласом: «За мной, лабухи!» бросился вперед, а за ним истомившиеся от безделья музыканты. Они вынырнули из-за кулис, не совсем, правда, в том порядке, который был задуман, и вольным строем заняли всю эстраду. И так рванули струны, что завхоз Вдовицын дико метнулся и исчез со сцены, а Уличные Гитаристы разошлись во всю и грянули свою «Фантазию — ХХ-й век». Они долго и усердно ее репетировали, и теперь, усиленная динамиками, она сотрясала зал, все вибрировало — пол, потолок, а что уж поминать про барабанные перепонки...
Но «Фантазия» пришлась кстати, возникла небольшая передышка, хотя, конечно, трудно назвать это передышкой... И однако...
«Да, мы пали, пали... Мы все пали...— думал Эраст Георгиевич, готовясь обратиться к присутствующим, как только уймутся гитаристы.— Мы пали жертвой собственной доверчивости... Принцип доверия, на котором зиждется наша школа, оказался попранным... И кем?.. Человеком, от которого мы меньше всего этого ожидали!.. Мы не станем преуменьшать свою вину, и сделаем необходимые выводы... Но если быть честным до конца, то виноваты не мы... Вернее, не мы одни...»
«Я виновата,— думала Нора Гай,— виновата, что не раскусила сразу эту лживую, хитрую, двуличную девчонку... Я подвела газету, школу, всех... — Заметим, что даже, сейчас, в своем ужасающем положении, Нора Гай прежде всего думает о своем журналистском долге, которому предана всей душой.— Но ведь и школа... Куда она смотрела, эта школа?.. Кого воспитывала?.. Ведь так надругаться над правдой!.. И когда?.. В наше время!..»
«В моей школе ничего подобного не происходило,— думала Екатерина Ивановна.— Эксперименты, поиски, новации... Вот вам поиски! Вот вам новации!.. Дрянь, девчонка, соплюшка... И так всех окрутить, учинить такой скандал!.. А было, было сказано: дай им волю — на голову сядут!.. И сели!..» Голова у Екатерины Ивановны раскалывается, в висках стреляет, но пусть гитаристы играют подольше, мысли ее рассыпаются, а нужно сцепить их, стиснуть в кулак...
А Таня... В этот миг она взбегает на «мост Ватерлоо»...
Собственно, почему — Ватерлоо? Когда, кто первым из школьников назвал его так? Возможно, имелись на то какие-то причины, а возможно и нет, просто скучно было ходить по безымянному мосту... Но не станем задавать новых вопросов, и без того их слишком в нашей повести, а ответы?.. Где они?..
Итак, Таня взбегает на мост Ватерлоо, но чем выше она поднимается, тем медленней ее шаги. И вот совсем уже медленно идет она меж узких его железных, жестоко прямых перил. Шаги ее тихи, почти неслышны. Здесь, на мосту, не тает снег. Он ложится на перила, дощатый настил. Все покрыто ровным, нетронутым слоем, но там, где ступила Таня, темными пятнами наливаются ее следы.
Таня не оборачивается, не оглядывается...