Мы долго искали компромиссы, но так и не нашли. Спектрометр, отнявший много сил и ресурсов, не дал ожидаемой отдачи.
Хорошо, что он был у нас не единственный. В новое здание мы перевезли оба прежних прибора, постепенно их модернизировали, и они успешно работали.
В 1975 году Саша закончил аспирантуру, и настало время защиты диссертации. Официальным руководителем у него значилась Ирисова, но с самого начала она передала его мне и поэтому даже делилась со мной деньгами, причитавшимися за руководство. Это было с ее стороны весьма благородно, далеко не все начальники в подобных ситуациях поступали так же. Но вот когда дело дошло до представления диссертации, она не захотела, чтобы моя фамилия значилась в автореферате в качестве второго руководителя, мотивируя свою позицию тем, что я не был утвержден официально.
Это меня возмутило до глубины души, тем более что подобные примеры с двойным руководством в лаборатории уже были. Ирисовой пришлось отступить, но было уже ясно, что инцидент явился предвестником серьезного конфликта. Так и случилось.
По прошествии некоторого времени Ирисова вызвала меня в кабинет и объявила, что собирается писать докторскую диссертацию и включает в нее все наши совместные работы. Я не знал, что такая практика была в порядке вещей, и полез на рожон. Больше всего я был возмущен тем, что меня просто информировали, как подневольного крестьянина.
Я заявил, что с такой постановкой вопроса категорически не согласен. На это Ирисова спокойно ответила, что в своих планах она заручилась поддержкой Прохорова.
Разговор перешел в более высокую тональность. Я пошел на неслыханную дерзость и поставил под сомнение ее компетентность в наших совместных работах, а также заявил, что буду добиваться правды всеми методами, включая обращение в партком.
На этом разговор закончился и началась война. Я собрал сотрудников и изложил им ситуацию. Они оценили мои действия как правильные и приготовились к обороне.
Встретив сопротивление, Ирисова с готовностью вступила в борьбу, вместо того чтобы просто реализовать свой замысел. Думаю, что это было ее ошибкой, ибо борьба стала беспредметной. Напиши она любую диссертацию, и я бы ничего не смог сделать.
Итак, за короткий промежуток времени в отношениях с руководством позиции мои, а значит, и всей группы, резко ухудшились. А, как известно, научный сотрудник очень уязвим, поскольку для нормальной экспериментальной работы ему всегда что-то нужно. Достаточно перекрыть пару «кранов», и дело встанет, а дальше неэффективно работающую группу можно пустить по ветру.
Перед нами в полный рост встала проблема укрепления своих позиций в институте. Для этого, прежде всего, были нужны научные успехи и, что еще важнее, их официальное признание. Предпосылки для успешной работы к тому времени уже имелись, и возникший конфликт выполнил роль катализатора, стимулировавшего нас к самым активным действиям. Если раньше мы могли себе позволить работать для удовлетворения собственного любопытства, то теперь каждый добытый результат доводился до публикации, выступления на семинаре и конференции. Число научных работ в эти тяжелые годы у нас было рекордно большим.
Мы стали систематически участвовать в институтском соревновании научных групп и, как правило, побеждали. Без нас не проходило ни одного конкурса научных работ. Мы были первыми по приему и выполнению социалистических обязательств. Для упрочения позиции я даже стал председателем профкома. Это была самая высокая общественная должность, которую я мог занять, не являясь членом партии.
Получилось так, что трудности пошли нам на пользу. Они не давали расслабиться и сплотили наш небольшой коллектив. Резко повысился наш авторитет в стране и – особенно – за рубежом. Более половины наших публикаций явилось результатом совместных исследований с учеными Чехословакии, Японии, США, Франции, Германии, Польши, Нидерландов. Появились публикации в самых престижных отечественных и зарубежных журналах. Резко вырос индекс цитирования.