— Довольно, прекратите…
— Почему? Может, я из первых рук желаю получить ответ, Ты слышишь меня, Господи? А… Ух!
— Кошмар какой!
— Кошмар? Ну ладно еще я, а будь на моем месте женщина? А ведь могло случиться и такое… О!
— Что с вами?
— Я же сказал, у меня жутко пучит живот…
Молодой человек опять скрючился.
— А… Это больно?
— Да отойдите же вы от меня…
Я в растерянности снова перешла на свою сторону улицы и осталась стоять там, опустив глаза.
— Вы ждете меня, что ли?
Зелень сошла с его лица, а нос чуть покраснел.
— Вам легче?
— Вы верите в Бога?
— Я?
— Вот представьте себе — вот земля, да? А на земле вот такие вот пипочки — так? Это церкви.
Он присел на корточки и стал делать рукой так, будто расставлял на асфальте маленькие домики.
— Ап! Ап! Ап! Сорок сороков — и больше, да? И каждый день в них что-то происходит, то есть, как на фабрике — постоянная переработка хлеба и вина в самые что ни на есть реальные Христово тело и кровь в полном соответствии с православным богословием. Мы вот как бы все собираемся и сообща лепим человечка из хлеба. Господь Иисус Христос как хлебный человечек — это ли не пример тяжеловесной идиотичности вселенского разума…
— Я не хочу этого слушать…
— Однако слушаете… Это еще не все! Потом мы его едим! Один большой такой хлебный человечек (он же Богочеловек), и мы его кусаем… вот…
— Только не надо становиться на четвереньки. Козленочком станешь. Или собачкой.
— Ягненочком… Конечно, ягненочком. Священником, да. Я стану священником. Я тоже хочу вот это вот все делать!
Он теперь колотил по асфальту кулаком, расплющивая зачем-то невидимые церковки.
— Но если ко мне придет молодая дура, вот вроде вас, и скажет: «Что делать, батюшка, у меня во время молитвы пучит живот…», — я не знаю, честное слово, не знаю, что ей ответить. Лучше бы она была шлюхой.
— Так у вас от причастия пучит живот?
— Идиотка!
— А вы-то в Бога верите?
— Я пока его жру… на то я жрец.
— Меня жрать надо.
— Пошла ты!
— Простите…
— То-то же… Нет, это вы меня простите. Я болен. Но — вот, видите — я могу взять… ну хоть этот ржавый гвоздь… вот… и проковырять дырочку в собственной ладони…
— Что вы делаете! Не надо!
— Рана от гвоздя… У Христа их было четыре. Могу и на второй руке…
— Хватит.
— …и у меня не будет заражения крови. Боитесь? Можете воткнуть палец в эту дырочку.
— Не могу. Это слишком похоже на половой акт.
— Ого! Апостол Фома, вероятно, очень бы обиделся. Это скорее напоминает рыбку на крючке.
— Вы, кажется, совсем успокоились? Я могу идти?
— О, она была такой поэтически рассеянной, погруженной в себя до таких пределов, что однажды в гостях помочилась в биде вместо унитаза.
— Че-го-о-о?
— Так. Это что-то вроде такого образного хода в эстетике Божественного Творения.
— Не слишком ли много унитазов в вашей эстетике?
— Это не моя эстетика. Я только священнослужитель.
— Это все кощунство.
— Ничего. Кощунство — тоже литературный прием.
— Что же мне делать?
— Креститься надо, крошка.
— Может, я крещеная?
— Вот только не заливай!
— Бред какой-то!
— А христианство вообще бредовая религия. Особенно в варианте московского православия. И обряды дурацкие.
— Это все в рамках Божественной эстетики?
— Вы совершенно правы. Слушайте, выбросьте сигарету.
— Почему?
— Нельзя курить.
— Отчего же? Я вас не понимаю. Навязывать Богу панковскую эстетику можно, а курить нельзя?
— Нельзя. Кто курит, общается с демонами.
— Я не общаюсь, я просто так курю, а вот вы богохульник.
— Настоящий святой открыт для плохого и хорошего в равной степени, а вот в вас нет святости.
— Ну, не всем же…
— Всем!..
— Так просто? Съел свое причастие — и вперед?
— Да что ж там вперед, сиди тут, а Бог, он свое дело знает. А ты сиди, ты не художник, в крайнем случае, если очень постараешься, — со-художник.
— Но я должна вас огорчить: я-то как раз художница. Вон там моя выставка.
— Очень жаль.
— Вы против занятий искусством?
— Да нет, не против. Как своеобразная отрицательная подготовка к духовности оно меня вполне устраивает.
— Вот оно как!
— А вот так. Главная тема всего вашего творчества, хотите вы или нет — отчаяние неверующей души.
— Скажите! А если художник верующий?
— Верующий не может быть художником. Только иконописцем.