НИКОЛАЙ. По-вашему выходит, мы здесь и не живем вовсе, а так — что-то означаем?
ЖЕНЯ. В конечном счете ничего, кроме самих себя, но все равно — здорово!
ОЛЬГА. Женя, будете еще умничать — родить вам учебник по философии.
Я сразу слышу звонок, а они — только когда он повторяется.
ОЛЬГА. Пойди, открой, Коля.
Николай уходит и возвращается вместе с Андреем, у которого в руках большой портфель.
АНДРЕЙ. Здравствуйте.
НИКОЛАЙ и ОЛЬГА. Здравствуйте.
ЖЕНЯ. Привет, Андрюша.
АНДРЕЙ. Вот. Мне передали, что сегодня сороковой день, и что Женя здесь. Я тогда не успел приехать на похороны.
ЖЕНЯ. Это наш однокашник. Он был Диминым соседом по общежитию.
ОЛЬГА. Проходите, пожалуйста. Вы жили с ним в одной комнате?
АНДРЕЙ. Нет. Там каждому дают отдельную клетку, очень маленькую, с такими тонкими стенками, что слышно даже дыхание соседа.
ОЛЬГА. Вы, может быть, что-то знаете?
АНДРЕЙ. Не больше, чем вы или Женя.
ОЛЬГА. Это так ужасно, его привезли в закрытом гробу, он так страшно изувечен, что нам даже не позволили взглянуть на него.
ЖЕНЯ. Я его видела.
ОЛЬГА. Как — видели?
ЖЕНЯ. Он лежал ничком и руки вот так под себя… Он даже не раскинул руки, когда падал.
ОЛЬГА. Простите. Я пойду приготовлю что-нибудь. (Уходит.)
АНДРЕЙ. Ой, Женя, ты покрасила волосы?
ЖЕНЯ. Давно.
АНДРЕЙ. А я ведь так и не видел тебя с тех пор. ЖЕНЯ. Ну и что?
АНДРЕЙ. У меня еще поручение к тебе от нашего научного руководителя. (Николаю.) Простите, я говорю о таких вещах…
НИКОЛАЙ. Ничего. Дело житейское, я понимаю.
АНДРЕЙ (Жене). Ты совсем забросила занятия. Он очень недоволен. Ты вернешься к пятнице?
ЖЕНЯ. Я не вернусь в Москву.
АНДРЕЙ. Что ты! Это невозможно. Сейчас стало известно, что готовится собрание сочинений Жан-Поля. Нам что-то хотят поручить. Я говорил с редактором, он очень интересовался твоим переводом и статьями.
ЖЕНЯ. Я очень рада. За Жан-Поля.
АНДРЕЙ. И все?
ЖЕНЯ. Я остаюсь здесь.
АНДРЕЙ. Что ты, там же серьезная работа.
ЖЕНЯ. Но мне всегда казалось, что германистов в Москве даже больше, чем достаточно, и нет необходимости прибегать к помощи пятикурсников.
АНДРЕЙ (Николаю). Представляете, она ведь не первый год этим занимается, ее имя уже известно, на ее статьи ссыпаются самые серьезные ученые, а тут вдруг…
НИКОЛАЙ. Жан-Поль… Это Жан-Поль Сартр?
Андрей и Женя, не удержавшись, хохочут.
ЖЕНЯ. Извините нас, не обижайтесь… Просто все на этом попадаются… На одном и том же… Это другой Жан-Поль, немецкий…
НИКОЛАЙ. Я не знаю…
АНДРЕЙ. Ну вот, видишь… А ты… У меня остались твои заметки, я прочел — это готовая диссертация, а из того, что останется… можно сделать по крайней мере два диплома…
ЖЕНЯ. Ну ты шутник… Наш друг Жан-Поль говорит, что в царстве морали нет малого, и поэтому для смешного остается лишь царство рассудка… Я дарю тебе эти заметки, можешь сочинить из них хоть дипломную работу, хоть диссертацию. По-моему, очень смешно. Эти Жан-Полевские штудии — развлечение весьма изысканное, но с некоторых пор не для меня.
АНДРЕЙ. С каких это пор? (Николаю.) Она на втором курсе сделала блестящий перевод «Геспера»… Это такая вот толстенная книга…
НИКОЛАЙ. Постойте, так будет издан и ее перевод тоже?
ЖЕНЯ. Перевод не закончен. Но ты, Андрюша, вполне можешь доделать эту работу сам. Обещаю, что претензий иметь не буду.
АНДРЕЙ. Ну знаешь, в конце концов, у меня своя работа, и я еще никогда не жил на иждивении женщин.
ЖЕНЯ. Я все сказала. Можешь взять мои бумаги себе, можешь подарить какому-нибудь лентяю, только поумнее. Можешь их вовсе выбросить. Я собираюсь самым банальным образом родить ребенка и сидеть с ним тут, сидеть, сидеть…
Я с удивлением наблюдаю, как Женя для убедительности садится на пол, а не менее моего удивленный Андрей усаживается рядом с нею.
АНДРЕЙ. Тогда объясни мне, дураку, почему при этом нельзя продолжать работу?
ЖЕНЯ. Можно. Но я не хочу.
НИКОЛАЙ. По-моему, вы не правы, Женя. Ольга вам поможет, в крайнем случае пригласим няню. Будет вам и диплом, и диссертация.