— Подите туда же.
— В другой раз.
— Отчего же?
Аня одним глазом посмотрела на ту, с кем разговаривала. Голос у нее был интересный — как тирольское пение, а одета она была скромно и одновременно роскошно — черная юбка из тяжелого шелка и черный же мягкий свитер. А волосы у нее были белые, ниже пояса, и лицо белое, с розовым румянцем, а когда Аня оторвала наконец нос от пола, то почувствовала такой запах таких духов, что у нее чуть голова не закружилась.
— Вы хулиганка? Подите включите музыку, а то ваша старушка журчит, как ручеек. И дайте мне крем для рук, вон там, у зеркала…
Аня почувствовала вдруг, что кожа на руках очень сухая, стянуло руки так, будто она надела тугие печатки, в которые кто-то почему-то насыпал зубной порошок… Мятный… Ментоловый…
— Скорее… Боже мой, и лицо…
И лицо, и все тело вдруг стало сухим, будто кожа умерла и превратилась в грубый мешок, каким-то образом полный зубного порошка — премерзкое ощущение. Аня задергалась на полу, пытаясь сбросить кожу и рожу, и одежду, а Параша тем временем, схватив баночку с кремом, ловила то руку, то ногу Анину, стараясь намазать пожирнее.
Как легко, как мягко стало в собственной шкуре!
— Легче?
— Угу, только сорочка вся в креме. А что это было?
— Понятия не имею.
— Меня зовут Аня. А что у вас за духи?
— Минутку. Бабуся, у вас все в порядке? Идите. Идите, идите.
— А вы?
— Что?
— Почему не идете?
— А я вас знаю. Вы вчера уехали на дачу с моим мужем.
— Допустим.
— Я сяду, пожалуй. — Параша уселась в кресло, положив ногу на ногу и покачивая, и поигрывая офонарительно маленькой туфелькой.
— Вам муж ничего не говорил?
— Чей муж? Ваш или мой?
— Мой муж.
— Он же не мог все время молчать. Что-то говорил.
— Вам сколько лет?
— Мне двадцать два.
— Ах, вот как.
— Слушайте, что за духи у вас?
— Я скажу чуть позже. А вы знаете какие-нибудь матерные слова?
— Как?!
— Есть такие слова — мат.
— Слушайте, чего вы хотите?
— Ругнитесь разочек. Ну ругнитесь!
— У вас с головкой все нормально?
Параша провела рукой по волосам.
«Надо же, и зовут-то ее как — Параша…»
Почему-то Ане было очень неспокойно в ее присутствии — и не из-за мужа вовсе, хотя то, что произошло вчера, — это был противный случай, противней некуда. Удивительно было видеть у себя вот так запросто Прасковью Поварисову, про которую вообще такое рассказывали! Ходили слухи, что в нее когда-то влюбился арабский принц и чуть не похитил ее на собственном самолете. И еще много всякого совершенно невероятного говорили, но одно Аня знала доподлинно — именно из-за нее отравился Анин двоюродный брат, который был близким другом Поварисова, мужа Прасковьи Поварисовой, с которым Аня и была вчера на даче, пока собственный Анин муж ужинал у своих родителей, — он как раз сейчас, утром, должен был вернуться. А о Поварисове (так же как и о Параше) никто толком ничего не знал, кроме того, что он красавец и приятный собеседник.
Голос у Параши странный — как тирольская песенка. И глаза без блеска, будто деревянные.
— Встаньте, что вы все на полу-то валяетесь!
— Не орите, — сказала Аня и начала одеваться.
Надевая колготки, Аня вспомнила про ментоловый зубной порошок, и ей показалось, что она до ушей натянула колготки с ментолом — бр-р-р… — и все прошло.
Аня нарочно надела самое красивое — сиреневое платье — и села на табуретку напротив Параши. Параша смотрела прямо на нее деревянными глазами — постучать бы этими глазами друг о друга — получатся деревянные ложки — тук-тук. А сидит она свободно-свободно, удобно-удобно — воздух так и вьется вокруг нее, родной воздух Аниной комнаты. Что за духи у нее? Ане даже казалось, что запах все время чуть-чуть меняется. Параша — это дерево с ароматными цветами…
Нет:
— Белая сука.
— Что, простите?
— Белая сука, без единого пятнышка, с розовыми веками и с гладкой короткой шерстью.
— А?
— Она копошится в снегу, и снег как червивый. Холодная, белая, живая сука.
— Это вы мне? Про меня? А вы знаете, что я девица?
— Что — девица?
— Не что, а кто девица. Я девица.
— Что — девица?
— Ну, девушка.
— Это в смысле — девственница?
— Ну да. Как вы сказали? Живая сука?
— Белая сука. Как зубной порошок. Как здоровые зубы.
— Что?
— Ничего.
Аня хихикнула — белая сука… И вдруг до нее дошло.
— Что ты сказала?
— Что слышала.
— А твой муж?
— Это с которым ты вчера была на даче?
— Да, с которым я была на даче.