— Большинство хевенитов, признаются они в том или нет, всегда тайно восхищалось Вами. Даже когда это психопатка Рэнсом руководила пропагандой Пьера. Конечно, образ был довольно пугающим. У Вас была эта действительно неприятная привычка вышибать из нас дерьмо.
— Я никогда…
Хонор запнулась, не зная, что ответить, и он громко захохотал.
— Я не говорил, что Вы были единственной из манти, ответственной за это. Вы были только самой… заметной. Давайте посмотрим правде в глаза — Вы прилично выглядите на фотографиях даже у солли, у Вас достаточно для этого фотогеничности, в отличие от Вашего покорного слуги.
«Да, конечно!» Она закатила глаза.
— Я провёл сравнительный анализ. — уточнил он. Потом его улыбка погасла.
— Но шутки в сторону. У Вас в республике высокая чертовски притягательная репутация и большей частью она обусловлена тем, что Вы были благородным врагом. В этом кроется настоящая причина, почему ГБ и КОБ так стремились очернить Ваше имя, когда они решили повесить Вас
Его улыбка исчезла, и она ощутила его стыд, когда он вспомнил собственную беспомощность во время судебного спектакля, затеянного Корделией Рэнсом с целью придать законность убийству Хонор.
— В любом случае — он пожал плечами — Вы были, скажем, уже довольно известны в Республике даже до того, как получили Восьмой Флот и начали резвиться по нашим тылам. А потом была небольшая такая Битва за Мантикору. Как бы там ни было, Вы стали олицетворением Звездного Королевства в нашем общественном мнении.
— Потом вы появились в Хевене собственной персоной. Не для того, чтобы напасть на систему, которую, все знали, Вы могли разгромить. Нет, Вы хотели договориться о мирном урегулировании… а поскольку мы избавились от Сен-Жюста, то никогда не лишали наших людей доступа к СМИ Звездной Империи. И большинство людей быстро выяснили, что Вы присутствуете на переговорах потому, что Вы захотели быть там. Это была Ваша собственная идея.
Они вступили в лифт, сопровождаемые Тюммелем и телохранителем Хонор, и дверь закрылась за ними.
— Я сомневаюсь, что Вы как-то себе это представляете, даже теперь, насколько бы Вы ни были благожелательно настроены — сказал Тейсман очень серьезно. — Поверьте, таких много. И, откровенно говоря, внесенное Элоизой предложение фактического военного союза, не просто мирного договора, было гениально. — Он покачал головой. — На переговорах о решении «вопроса компенсаций»! И это позволило ей — и всем нам — спастись от позора поражения. Даже на самых великодушных условиях, которые Вы могли предложить до «Удара Яваты», мы все еще должны были сдаться. На много лучших условиях, чем мы могли бы требовать, учитывая баланс сил, но всё же капитулировать. Теперь нет. Не думаю, что кому-то вроде Юнгера или МакГуайра удастся выступить против!
Хонор медленно кивнула. Анализ Тейсмана отвечал ее собственному, хотя она была склонна думать, что он, вероятно, преувеличивает ее авторитет среди своих коллег Хевенитов.
— Я не очень люблю политику, — продолжал он, когда лифт тронулся, — но я видел достаточно, чтобы понять, как она работает. Я не говорю, что там не будет некоторых людей кричащих не только «Нет», но и «Черт возьми, нет!» Я просто говорю, что их будет почти достаточно, чтобы они заметно замедлили ратификацию. Особенно если Филарета достаточно умен, чтобы отступить. Мантикора и Хевен, стоя плечом к плечу против Солнечной Лиги? Поговорим о ваших общественных отношениях!»
Он покачал головой, и Хонор кивнула снова.
— Ну, — сказала она, — если предположить, что это твое виртуозное суммирование имеет некоторое отношение к реальности, я представляю первое техническое задание для Болтхола, и я надеюсь, что вы собираетесь нам сказать, где именно он находится, — «она дала ему говорящий взгляд «возглавим ваш путь когда-нибудь, очень скоро. И я не думаю, что Mesa будет хоть немного рада этому!»
Глава 17
— Что ты сказал?
Альбрехт Детвейлер смотрел на своего старшего сына и ужас в выражении его лица шокировал бы любого из относительно небольшого числа людей которые когда либо с ним встречались.
— Я сказал, что наш анализ того, что произошло в Грин Пайнс, похоже, был немного ошибочен, — отрезал Бенджамин Детвейлер. — Этот ублюдок МакБрайд был не единственным пытался сбежать. — у Бенджамина уже было, по крайней мере, некоторое время, чтобы переварить информацию во время своего полета из планетарной столицы системы Менделя, и если даже ужас в выражении его лица не настолько ощутим, оно было мрачнее и намного более страшным, чем у его отца. — И то, как Манти рассказывают об этом, сукин сын, безусловно, даже и не пытался остановить Зилвицкого и Кашаi. Конечно, они не сказали этого напрямую, но он, должно быть, сознательно покончил с собой, чтобы скрыть, что он сделал!