Мертвые стали ходить средь живых, кое-кто даже их видит. Другие не видят, но всё больше и больше страшимся мы ночи.
Таковы были наши дни. Под мертвым небом они изливались на нас несчастьями, сокрушая нас своей яростью, пока мы все, как один, не взмолились: «Пусть же начнется!»
Пролог
Что означает буря
Ренальд Фанвар сидел у себя на крыльце, грея крепкий стул из чернодуба, сработанный для него внуком два года тому назад. Он смотрел на север.
На черно-серебристые тучи.
Прежде ничего подобного ему видывать не доводилось. Тучи плотным одеялом накрывали горизонт на севере, громоздясь все выше и выше на небосвод. Они не были серыми. Они были одновременно и черными, и серебристыми. Мрачные, громыхающие грозовые облака, темные, точно полночный мрак в погребе. А между тучами ослепительно вспыхивало – там совершенно беззвучно змеились и проскакивали серебристые молнии.
Самый воздух был плотен. В нем тяжко висели густые запахи пыли, земли и чего-то неприятного. Высохшей листвы и не пожелавшего выпасть дождя. Весна прийти-то пришла, но посевы у Ренальда до сих пор так и не взошли. Из почвы не осмелился проклюнуться ни единый росток.
Фанвар медленно встал – стул под ним, скрипнув, слегка покачнулся – и подошел к краю крыльца. Он покусывал мундштук своей почти погасшей трубки, но у него и в мыслях не было вновь раскурить ее. Фанвар не сводил взора с тех темных облаков – таких же черных, как дым от горящего сухого подлеска. Но ни от одного низового пожара клубы дыма никогда не поднимались в воздух на такую высоту. И отчего тучи стали вдруг серебристыми? Между черных облаков виднелись серебристые округлости – так сверкает полированная сталь в проплешинах нагара на закопченном металле.
Фанвар, оглядывая свой двор, потер подбородок. За невысокой беленой оградой приютились на травянистом пятачке низкие кусты. Сейчас кусты, все до единого, были мертвы – они не выдержали той суровой зимы. Надо будет вскорости выкорчевать погибшие кусты. А трава… ну, трава стала все равно что прошлогодняя солома. Даже сорняки не уцелели – ни одного не видно.
От громового раската Фанвар вздрогнул. Отчетливый, резкий удар, словно бы громадным листом металла грохнули по железу. От грома задребезжали стекла в окнах, тряхнуло крыльцо, дрожь пробежала по доскам настила и будто передалась человеку – у Фанвара кости едва ли не завибрировали.
Он отшатнулся. Этот удар прогремел совсем рядом – может, молния ударила даже где-то у него на участке. Надо бы проверить – не случилось ли чего, не повредило ли что-то в хозяйстве. Огненная стрела способна убить человека, сжечь его на месте. Здесь, в Пограничных землях, немало есть того, что способно вспыхнуть как трут, – сухая трава и высохшие деревья, пересохшие доски и иссохшие семена.
Но облака по-прежнему были далеки. Нет, тот удар грома никак не мог прийтись по его участку. Серебристо-черные грозовые тучи перекатывались и клубились, пожирая и вскармливая друг друга.
Фанвар прикрыл глаза, потом, стараясь успокоиться, глубоко вдохнул. Неужели ему этот гром почудился? Он сам его выдумал? Неужели он так постарел и потому с головой у него не все ладно, как в шутку вечно твердит Гаффин? Он открыл глаза.
И облака оказались тут как тут, нависнув будто над самым его домом.
Они словно бы разом прокатились по небосводу, собираясь обрушить свой удар, стоит только ему отвести прикованный к ним сейчас взор. Теперь тучи словно захватили все небо, проносясь вдалеке, обкладывая со всех сторон, громадные и грозные. Фанвар будто наяву ощущал, как под их тяжестью на него давит воздух. Он глубоко вдохнул внезапно отяжелевший от влаги воздух, и лоб у него покрылся испариной.
Облака смешались, мрак и чернота грозовых туч закрутились вокруг серебристых прожилок, содрогаясь от белых взрывов. Внезапно круговерть облаков, точно облачная воронка смерча, устремилась вниз, рванувшись было к Фанвару. Он вскрикнул, вскинул руку, словно бы заслоняясь от нестерпимо яркого свечения. Та чернота… Та безграничная, удушающая чернота… Она хочет поглотить его – он знал.
А потом облака пропали.
Выпавшая трубка с негромким стуком ударилась о настил крыльца, осыпав ступеньки тлеющим табаком. Фанвар даже не понял, как выронил ее изо рта. Мужчина растерянно всматривался в пустое голубое небо, понимая, что боится невесть чего.
Облака теперь снова клубились у горизонта, лигах в сорока от дома. Слышался слабый рокот.
Трубку Фанвар поднял дрожащей рукой – испещренной старческими крапинками, потемневшей от многих лет, что он провел в поле под солнцем. «Напридумывал себе всякого, Ренальд, – упрекнул он себя. – Стареешь, как пить дать, головой слабее становишься».