Крохами затухающего сознания он все еще цеплялся за остатки человеческого, зная, что уже проиграл и это лишь жалкие попытки отсрочить грядущее единение. И не было ни шанса спастись, разве что колдунов вдруг одновременно хватит кондратий и оковы падут. В остальном никаких надежд. Колдуны вели свое мертвое войско к Нарыву, к Захару, к профессору Вересаеву и всем остальным. Даже с учетом явившихся мавок силы были не равны, и совсем скоро их ждет самая лютая смерть. И Бучила был этому рад, предвкушая, как старые друзья присоединятся к нему и избавятся от страхов, сомнений и всяких забот.
Скверня поблекла, тьма посерела, и далеко на востоке горизонт расчертила едва заметная светлая полоса. К брошенной деревне, где обосновалась Лесная стража, они подошли перед самым рассветом. Армия мертвых выплыла из черного леса, вытягивая за собой клочья тумана и саван расходящейся по швам ночной темноты. Колдуны не утруждались ни разведкой, ни разработкой стратегии. Бучила, вместе с остальными братьями, получил короткий приказ идти и убить. И они пошли. Рух ждал тревоги, криков и выстрелов, но черные развалины на холме хранили могильную тишину. Да они и были могилой. Бучила, вскарабкавшийся по баррикаде одним из первых, застыл на краю. В центре заброшенной деревни высился холм из человеческой плоти. Сладко и пряно пахло свернувшейся кровью. Тела в егерских мундирах были свалены в неряшливую, безобразную кучу. Торчали окоченевшие руки и ноги, щерились в беззвучном крике черные рты. Верить не хотелось. Верить было невозможно, нельзя… Проклятые слизняки добрались и сюда. Рух всматривался в серые мертвые лица и узнавал знакомые, ставшие чуть ли не родными черты: Осип, Чекан, Феофан, маркиз Васильчиков… Он ничего не чувствовал, и это было страшнее всего. Гору мертвечины венчал Захар Безнос. Сотник распластался, словно пытаясь прикрыть широко раскинутыми руками боевых товарищей и свесив голову на плечо. Мутные, остекленевшие глаза смотрели на Руха, задавая безмолвный вопрос. Или осуждая… Или радуясь… Горло у Захара было располосовано на всю ширину, в страшной ране белели рассеченные позвонки. И Рух, даже не считая и не видя, знал, что все они здесь, все до одного, перед ним, в этой смрадной, безобразной, напоенной ночным холодом куче. Все, кого он бросил на неизбежную смерть, тем сохранив свою никчемную жизнь. Но ради чего? Чтобы стать безвольным рабом? Да лучше бы было в этой куче лежать…