Петр Петрович внимательно прочел бумагу и нахмурился. Мертвецов привезла Лесная стража из деревни Торошинки. Всего обнаружено погибших пятьдесят один человек разного возраста и обоего пола. Причина смерти для всех одинакова, как записал некий не шибко грамотный егерь — «порвата срака», а по-ученому выражаясь, умерщвлены разрывом прямой кишки, сиречь посажением на кол. Томазов перечитал заключение и недоуменно вскинул бровь, живо представив огромного, звероподобного мордоворота, увешанного оружием, сидящего среди трупов и старательно выводящего пером: «порвата срака». Это что, шутка такая?
Он подошел к умывальнику, тщательно вымыл руки, надел непромокаемый фартук и подмигнул монахине.
— Приступим, сестра.
Ночь предстояла долгая.
Вдвоем еле справились, перевалив тяжеленного мертвеца с носилок на стол. Аграфена медленно стянула холстину. Подгнивший мертвец скалился в страшной ухмылке.
— Я буду диктовать, а вы записывайте все в точности, милая сестра. — Петр Петрович приступил к осмотру. — Итак, мужчина лет сорока пяти, внешне здоров, гнойников, парши и высыпаний не наблюдается. Суставы утолщены. На плече старый шрам. Из крестьян.
— А как вы узнали? — восхитилась монахиня. — Ведь пачпорта нет!
— Опыт, сестра, опыт. — Томазов ткнул пальцем в тело, оставив в губчатой плоти глубокую, желтушную вмятину. Опыта тут особого и не требовалось, кто еще мог оказаться в глухой деревеньке, кроме крестьянина? Не наследный же принц, в конце-то концов. Томазов мог ошибиться, но кому было не все равно?
— Дата смерти, сестра?
— Шестнадцатое июня, — Аграфена сверилась с сопроводительной бумагой.
«А сегодня девятнадцатое», — прикинул Томазов. Мертвец уже начал распухать и вонял падалью, вены под кожей налились зеленым гноем. В уголках рта и в глазах успели завестись мелкие белесые червяки. На этакой жаре ничего удивительного.
Он с усилием перевалил тело на бок. Срака и правда была порвата, по меткому замечанию очевидца. Задний проход запекся кровью и содержимым кишечника.
— Предварительно установленная причина смерти — разрыв прямой кишки путем введения инородного тела. — Томазов исследовал пальцем страшную рану. «М-да, поганее смерть трудно найти. Казнь через кол давно отменена во всех прогрессивных странах. В Московии любят такое, но у нас не Московия с ее дикими нравами и безумным царем». С другой стороны, на душе стало полегче, вряд ли это случай вспышки неизвестной чумы. Чума, знаете ли, в задницу кол не сует.
«Ну-с, голубчик, приступим, будет не больно». Томазов сделал Y-образный надрез от ключиц до пупка, отодвигая дряблую кожу с прослойками желтого сала.
— И не боязно вам, — поежилась Аграфена.
— Дело привычки. — Томазов отложил скальпель и взялся за короткую, жутковатого вида пилу, наполнив сонную тишину покойницкой треском распиливаемых костей. Вспотел от усердия, рубаха липла к спине, на виске противно задергалась жилка. Ребра трупа бугрились плотными наростами. По ощущению, покойный при жизни тяжко мучился от неизвестной болезни костей.
— Сестра, нужна ваша помощь. — Доктор ухватился за край грудной клетки и кивком пригласил побелевшую Аграфену. — Тяните на себя потихонечку.
Монахиня, закусив губу, решительно взялась с другой стороны. «Боится, но делает», — отметил про себя Томазов. Сестра Аграфена нравилась ему все больше и больше. Хлюпнуло, затрещало, мертвец качнулся и раскрылся поганым цветком, ощерив распиленные ребра наружу. Завоняло совсем уж негодно.
Петр Петрович недоуменно прищурился. Внутренности мертвеца были затянуты тонкой, склизкой пленкой мерзкого грязно-серого цвета. В неровном свете масляных ламп ему примерещилось короткое, смазанное движение. Словно что-то проползло под странной пленкой и спряталось в гниющем нутре. Томазов осторожно попробовал пальцем. Пленка чуть подпружинила и порвалась, открыв кусок сине-зеленого легкого. Ничего подобного Томазов не встречал за двадцать лет практики и сейчас вдруг почувствовал давно позабытый профессиональный интерес. Во рту пересохло.
Он ободрал пленку, словно старую паутину, перепачкавшись тошнотворно воняющей жижей, и узрел новую странность. Органы мертвеца покрывали сотни черно-белых прожилок, напоминавших гигантскую плесень. Налет связывал сердце, желудок, печень, почки и легкие воедино, прорастая сквозь них и цепляясь за витки сизых кишок. Дряблые нити тянулись к мышцам и сухожилиям мертвеца. Непонятная и, чего уж греха таить, пугающая субстанция разрасталась от горла и вниз.
— Все хорошо? — Аграфена чутко уловила волнение доктора.