— Господи боже! — Сингаревский побледнел и поспешно отпрыгнул от порога, словно в кабинет должен был ворваться взбесившийся пес.
— Прошу, ваше сиятельство, вас ожидают, — угодливо пролебезил Прохор.
— Пшел вон. Не нервируй меня, — отрезал женский голос, низкий, спокойный и властный, живо рисующий картину бой-бабы весом пудиков в семь и гренадерского роста.
Дверь распахнулась, и Рух не смог подавить удивленный смешок, увидев невысокую и худенькую черноволосую женщину, похожую на злобного подростка и немножечко на ворону, в темно-синем платье с корсетом, приоткрывающим грудь, в чулках и шляпке с вуалью. От нее веяло колдовством с такой силой, что у Руха по спине побежали колючие огоньки. Он уже догадывался, кто перед ним.
— Ну, чего расселся, деревенщина, уступи место даме. — Она с ходу турнула Захара и опустилась в кресло, закинув ножку на ножку. — Ну, звал, что ли, Алешенька?
— Звал, Ольга Карловна, звал, — казалось, бургомистр перестал дышать.
— А я пришла. — Женщина обворожительно улыбнулась. Так волк улыбается ягненку, случайно встреченному в лесу. — Редко ты зовешь меня, Алешенька. Я уж думала, позабыл.
— Позабудешь тут, как же. — Авдеев шумно сглотнул. — Такое дело, голубушка, совещанье у нас. Капитана Сингаревского вы знаете.
— Видела где-то, — милостиво кивнула колдунья. — Ах, точно, на маскараде у Танзеевых на меня пялился, как на племенную кобылу. И не осмелился подойти.
— Ничего я не пялился, — сконфузился капитан. — Взглянул пару раз. Костюмчик у вас примечательный был.
— Обычная амазонка, — фыркнула колдунья. — Коротенький хитон, маска совы, обнаженная правая грудь для удобства стрельбы из лука, только и всего. И ничего страшного, на меня все тогда пялились.
— А потом вы шампанского перекушали и принялись в Петра Ивановича из лука стрелять, — поежился бургомистр.
— И ведь попала! — расхохоталась женщина. — Разве я не чудо?
— Чудо, Ольга Карловна, истинное чудо, — согласился Авдеев. — Давайте отвлечемся от воспоминаний, вы уж простите, голубушка. Господа, разрешите представить, маркиза Ольга Карловна Илецкая, Заступа Вышнего Волочка. Прошу, кхм, любить и жаловать.
Первые опасения полностью подтвердились. Напротив Бучилы вольготно расположилась личность известная и не сказать чтобы с положительной стороны. Колдунья Ольга Илецкая, особа, по слухам, взбалмошная, высокомерная и сволочная. В Волочек сослана два года назад, из столицы, после неприятного случая со смертями и грандиозным скандалом.
— Захар Проскуров, — представился Безнос. — «Волчьи головы».
— Рух Бучила, — заранее настраиваясь на неприятности, сообщил Рух. — Заступа села Нелюдова.
— Батюшки мои, Заступа! — изумилась Илецкая. — Дай угадаю, упырь?
— Вурдалак.
— Ой как интересно. — Колдунья подняла вуаль, открыв смазливое, ярко накрашенное, кукольное личико с чуть длинноватым носиком, тонкими губами и синими холодными глазами отъявленной стервы. На вид от шестнадцать до сорока. С ведьмами такое случается. — А я как зашла, сразу запах почуяла, думаю, то ли вурдалак рядом, то ли кто-то издох.
— Ага, мне тоже показалось, что где-то рядом мелкая сучонка затявкала, — Бучила легко пошел на конфликт.
— Надо же, смелый какой, — восхитилась Илецкая. — Я же тебя в порошок сотру, дурака.
— Нет большей глупости, чем пугать мертвеца, — ухмыльнулся Бучила. — И мне с тобой, ведьма, лаяться не досуг. Мы тут по делу, Покровский монастырь захвачен заложными.
— Покровский? — удивилась колдунья.
— Почти двенадцать верст от Волочка, сударыня, — угодливо подсказал Авдеев. — Святая обитель с мощами преподобной Ирины.
Рух пренебрежительно фыркнул. Господи, вот Заступы пошли, она же ведать не ведает, какие на ее земле монастыри.
— Чего ты хоркаешь? — прищурилась Илецкая.
— Заступа должен знать, где что у него.
— Тебе надо, ты и знай, — огрызнулась она. — Я тут временно, скоро упорхну из этой деревни и забуду как страшный сон. А ты будешь гнить среди этих березок, дерьма и сена до скончанья веков. Оттого желаю тебе жизни подольше, упырь. Так что там с монастырем?
— Долгая история, и третий раз повторять времени нет. Смертоубийство случилось в монастыре, примерно полторы сотни трупов, и все уже поднялись.
— Полторы сотни, — рассмеялась колдунья. — И я так понимаю, вы сюда, поджав хвосты, примчались помощи просить? «Волчьи головы» и упырь, мнящий себя Заступой? Не смогли с кучкой заложных управиться?
— Это не простые заложные. — Рух распустил завязки и вытряс на пол отрубленную башку. Страшная, раздутая, отрастившая огромные клыки голова уставалась на колдунью пустыми, затянутыми пленкой глазами.