— Да что с тобой не так? — выкрикнул Рух и едва не упал. Тварюги с размаху кинулись под ноги, одна, которая покрупней, ухватила зубищами выше колена, брызнула белесая кровь. Слизень поперхнулся и разжал хватку, мотая во все стороны уродской башкой.
— Невкусно, сучара? — Рух пригвоздил его к земле, отшвырнул второго пинком и снова заорал во всю мочь: — Уходим! Уходим!
— Все назад! — завыл в ответ Безнос, размахивая коротким егерским тесаком с устрашающей пилой на чуть изогнутом обухе.
— Да приди ты уже в себя, наконец! — Бучила дернул ведьму за рукав.
— Они меня не тронули, — прошептала она.
— Ну и отлично, пошли!
— Пусти. — Ведьма уперлась. — Они во мне.
— Кто? — опешил Бучила.
— Личинки, — выдохнула Ольга. — Вчера переломами не обошлось, легко не отделалась, впрочем, как и всегда. Мне никогда не везло. Я чувствую их, как копошатся внутри, как пожирают меня и растут. И твари не трогают меня, все равно что тех несчастных зараженных животных. Мне конец, понимаешь, конец.
— С ума сошла? — Рух не поверил в услышанное. — Хотя что я несу… Послушай, есть лекари, колдуны… В Новгороде тебя спасут, верь мне.
— Нет. — Ольга мягко вырвала руку. — Себя не обманывай. И меня. Я не хочу так, не хочу… Поганая смерть. Я как представлю, дрожь пробирает — я, вся такая красивая и неземная, и тут из меня начинают ползти мерзкие твари и я подыхаю, разорванная в клочья, захлебнувшаяся в крови и дерьме. Нет, так не пойдет. Огонь, только огонь. А теперь беги. Спасайся. И спасай людей.
— Ольга, — тихо сказал Рух.
— Прощай. — Ведьма улыбнулась печально. — Хочу, чтобы никто и никогда не узнал, что здесь случилось. Поклянись мне, упырь.
— Клянусь. — Бучила попятился, еще не понимая, что происходит.
— Пускай запомнят молодой и красивой! — крикнула ведьма. — Барону поклон от меня. Я взяла у него больше, чем требовалось. Так уж вышло.
И она пошла навстречу несущимся слизнякам. Маленькая, хрупкая, удивительно сильная…
— Куда? — крикнул ей вслед опешивший от такого поворота Захар. — Назад! Чертова баба!
— Не ори, — осадил его Рух. — Так надо! Все, уходим, некогда нам. Шушмар, отходим!
Леший, увлеченно топчущий мелких слизняков, отвлекся и понятливо закивал, потом тоже увидел Ольгу и охнул:
— Ополоумела, что ли?
— Есть такое. — Рух призывно махнул тесаком. — Я же предупреждал, у нас тут ни одного умного нет! Бегом!
И с обреченностью понял, что поздно, до несущихся слизняков осталось самое большее полсотни шагов. Передние уже поравнялись с Илецкой, на мгновение замерли и принялись обтекать ее с двух сторон. Один удар сердца, и ведьма оказалась в середине потока, словно камень, лежащий в русле ручья. Неистово заорал Безнос, призывая своих встать спина к спине…
— Проваливайте, человеки, я задержу, насколько смогу, — загудел Шушмар и воздел палицу над головой. От лешака повеяло холодом, воздух наполнился мириадами невидимых остро колющих искр. Земля на пути приближавшихся слизняков вдруг проросла сотнями гибких белесых ростков, похожих на тонкие корешки. Ростки хватали слизней за лапы, сковывали движения, оплетали тела, мешали идти. Сзади на обездвиженных накатили отставшие, и все превратилось в жуткую, визжащую, потрескивающую кучу-малу.
Бучила задал стрекача первым, слыша, как сзади фыркают и пыхтят егеря. До края поляны донеслись как на крыльях, Рух вломился в заросли и оглянулся назад. Шушмар все еще держал заклинание, несколько тварей все же прорвались и неровными скачками приближались к нему. Остальные барахтались, стрекотали и грызлись между собой.
— Шушмар, беги! — заорал Рух. Времени у лешего осталось в обрез. Он мельком оглянулся, башку, похожую на огромный трухлявый пенек, прорезала улыбка, узкая, словно щель. Леший опустил руки, развернулся и тяжелыми прыжками понесся назад, мощные кривые ноги дробно забухали по твердой земле. Ростки тут же ослабли и рассыпались в прах, орда освободившихся слизней помчалась в погоню. И он бы, наверно, успел… Бучиле хотелось верить, хотелось надеяться… Тщетно. Слизняки были непростительно близко, а леший был такой медленный, такой громоздкий, такой неуклюжий… первая нагнавшая тварь бросилась ему на спину, цепляясь лапами и зубами. Шушмар закинул руку и стащил слизняка, мокро чавкнуло, тварь лопнула фонтаном зеленой бурды. Вторая паскуда бросилась в ноги, леший подломился и едва не упал. Одновременно еще две твари сиганули с боков, одна получила палицей и укатилась, вторая повисла на руке, как уродливый обезумевший пес. И помочь было нечем, стволы пустые, а возвращаться на поляну и умереть рядом с лешим никто не хотел. В следующее мгновение Шушмара окружили со всех сторон. Напоследок они встретились взглядами, и леший, которого здесь быть не должно, помахал упырю и исчез под массой навалившихся туш. Он отбивался, рвал тварей, бил кулаком, пока не затрещало и его не разорвали на части. Шушмар был еще жив, лешие удивительно живучие создания, и это сыграло поганую шутку. Его пожирали живьем, а суетящийся слизень с раной в боку пытался его оплодотворить. Фиолетовая кишка тыкалась лешему в грудь и обескураженно дергалась, находя твердую, как дерево, плоть и впустую выплескивая накопившиеся зеленоватые яйца. Через мгновение все было кончено.