После пограничного инцидента мы установили «жучки» в раздевалке «Iron Maiden», чтобы узнать, во-первых, были ли они ответственны за интенсивный обыск на границе и, во-вторых, кто же, чёрт побери, была эта девочка. Кроме Нико, казалось, никто из них нам не нравился. В последнюю ночь тура Брюс даже подошёл к Мику и вызвал его на дуэль. Полагаю, он думал, что это Мик развлекался с той девочкой.
К концу европейского тура мы звучали ужасно. Винс так набирался каждую ночь, что никакой врач и никакие средства уже не могли заставить его хорошо звучать на сцене. Наше последнее выступление в Европе, в «Доминион театр» в Лондоне, было наихудшим. Мы выглядели просто нелепо потому, что наш стиль начинал трансформироваться от мрачности «Дорожной Воина» до более красочных, театральных шутовских костюмов. Для шоу я одевался в темно-зелёный комбинезон, красил свой бас в тот же цвет и надевал соответствующие мокасины. Я был похож на переросшего гнома. Должно быть, поблизости находилась мясная лавка или что-то в этом роде, т.к. на протяжении всего выступления фанаты забрасывали нас костями конечностей и голов животных, а также странными колбасами. Сначала мы принимали это за комплимент до тех пор, пока барабанный техник Томми, Клайд Данкан (Clyde Duncan), не рухнул на пол. Мы присмотрелись: из его спины торчал дротик для игры в дартс. Томми, не переставая играть, вытащил дротик одной рукой.
Через несколько минут после этого взорвалась драй-айс машина[35]. Сильный аромат, напоминающий запах хот-дога, распространился по всей сцене и пропитал всю мою одежду, вокруг моих ног образовалась мокрая лужа. Я подумал, что это дорожная команда, вылила бульон на сцену в качестве шутки в завершении тура. Я был уверен, что это была милая шалость, но когда я оглянулся, то увидел, что Томми был всерьёз охвачен паникой. Его ударная установка была окружена водой, и я предполагаю, что это был всё тот же бульон.
После того, как Винс прокаркал нашу последнюю песню, я сквозь брызги уже искал Томми. Он наклонился над Клайдом, а запах хот-догов стал просто невыносимым. Я подошёл ближе и обнаружил, что запах фактически исходил от сожженной кожи Клайда. Машина с сухим льдом взорвалась прямо перед его лицом, жаря его кожу, словно раскаленный гриль, и посылая потоки воды вниз по покатой вперед сцене. Клайд был все ещё в мучениях, когда позднее мы прилетели обратно в Америку. К счастью, у нас было много болеутоляющего.
В то время мы не думали о наркотиках как о чём-то, что завладело нами. Они были просто чем-то, что мы любили делать всё время и что не давало нам скучать. Мы не были зависимы: мы всего лишь были постоянными потребителями.
Пока мы летели домой, я думал о другом полёте. За несколько месяцев до этого, после того, как в Манхэттене мы получили наши платиновые награды за «Shout at the Devil», я прилетел в Нантакет, в Массачусетсе, чтобы встретиться с кое-какими девочками. На вручении наград я познакомился с Дэми Мур, и, когда подали трап к самолету, она уже ждала, чтобы поприветствовать меня. Там она снималась в фильме с Бобкэтом Голдтуэйтом, который также был на взлетно-посадочной полосе вместе с горсткой других актеров и членов съемочной группы. Моя голова кружилась, потому что я так надрался за время полёта. Я вышел из самолета на вершину лестницы, ведущей к бетонированной площадке; у меня был стеклянный футляр с наградой в левой руке, бутылка «Джека» — в правой и унция кокаина, сплюснутая в заднем кармане моих штанов. Я вообразил себе, как они смотрят на меня: я был похож на настоящую рок-звезду, типа Джонни Тандерса.
Когда я ступил на лестницу, мой ботинок соскользнул с края верхней ступеньки, и я потерял равновесие. Я попытался поймать себя за поручни, но только выронил бутылку «Джека», которая разбилась ступеньки ниже. Я последовал за ней, кувыркаясь головой вперед, как ком из перемешанной массы разбитого стекла, алкоголя и моих конечностей. Первым шлёпнулся на взлетно-посадочную полосу я, за мной последовали рамки с наградами, которые угодили мне прямо в голову.
Я открыл глаза и увидел Дэми, Бобкэта и их друзей, которые склонились надо мной, помогая мне подняться на ноги и глядя на меня очень неодобрительно. Всё это им было уже знакомо. В тот день я впервые услышал об «Эй-Эй»[36]. Когда Дэми и Бобкэт предложили мне пройти их программу, я не обратил на это никакого внимания. Но по их глазам и тому, как они качали головами и смотрели друг на друга, я понял: они знали, что очень скоро, я стану одним из них. Я продолжал отрываться на вечеринках, не думая о последствиях, потому что для меня не существовало последствий. Мы были «Motley Crue», у нас был платиновый альбом, и мы были больше, чем когда-либо были «New York Dolls». Мы были молоды, пьяны и обожаемы за это. Такие слова как «последствия», «ответственность», «этика» и «самообладание» не имели к нам никакого отношения. По крайней мере, мы так думали.
ЧАСТЬ 5. СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ!
Глава 1. Мик
«человек с опечаленным сердцем, движимый обидой, опьянением и самообманом, направляется к водной могиле»
У вас когда-нибудь было такое, чтобы кто-нибудь вызывал к вам в дом полицию, охрану или вашего домовладельца из-за того, что вы слишком громко слушаете музыку? Как может такая красивая вещь, как музыка, так сильно кого-то раздражать? Если вы слушаете дома хороший альбом, а какой-то ваш не в меру чувствительный сосед не может расслышать свой долбаный телевизор, почему должна страдать ваша музыка; почему вам слушать музыку нельзя, а ему смотреть телевизор можно? Я отвечаю, “Тем хуже для соседа”.
Музыка строго цензурирована, например: на ваших записях вы не можете сказать “говно” или “ссань”, или “бля”, или “хуеплёт”, если вы хотите, чтобы их крутили по радио и продавали в широкой сети. Это не позволяется. Также, если вы хотите, чтобы ваш клип крутили по телевидению, вы не можете надевать определённую одежду, не должно быть никакого оружия или мешков с трупами. Неужели музыка действительно так опасна? Более опасна, чем смерть, убийство, самоубийство или насилие, которые я вижу по телевидению и в кино каждый день? Однако попробуйте написать старомодную песенку о любви или о вечных ценностях, и никто не будет крутить её по радио. И вы не сможете прокрутить её даже на вашем домашнем стерео, потому что это, видите ли, слишком громко для ваших долбаных соседей. Музыка это довольно мощная штука, но, кроме как громко, я её не воспринимаю. Люди пусть катятся ко всем чертям; музыка — никогда.
Когда я жил в доме в Манхэттен Бич с "Вещью", все, что я хотел делать, это слушать музыку и терзать свою гитару, но я не мог этого делать, потому что мои тупорылые соседи хотели смотреть убийства и подростковый секс по телевизору. Однако, казалось, они никогда не жаловались и не вмешивались, когда Вещь устраивала мне громкие скандалы и вышибала из меня дерьмо. Это почему-то не доставляло им никакого беспокойства. Возможно, они полагали, что я заслуживаю взбучки за то, что играю свою музыку слишком громко.
Когда я был ребёнком, меня учили никогда не бить женщину, даже если она первая меня ударила. Поэтому, когда Вещь закатывала мне истерики, я никогда не давал сдачи. Фактически, я привык к ней. Я чувствовал себя настолько старым, что не думал, что у меня будет возможность заполучить другую худо-бедно симпатичную женщину.