На днях я наблюдал себя на видеозаписи: я напоминаю статую, руки которой каким-то образом ожили. Когда я пытаюсь двигаться, это выглядит, чёрт побери, настолько глупо. Лучше бы я просто стоял на одном месте. Иногда, когда я играю, ремень от гитары так натирает мою шею, что я чувствую себя так, будто получил тяжёлую травму, и мышцы начинают конвульсивно сокращаться от основания позвоночника до середины спины. Когда это случается, я не могу даже повернуть голову, чтобы выразить свою признательность фанатам на протяжении всей остальной части выступления. Блин, это так обламывает. Люди думают, что я застенчивый, странный или недоброжелательный человек, потому что именно таким они видят меня на сцене. Они думают, что я намеренно создал для себя такой образ равнодушия и отчуждённости. Но правда в том, что я — узник, заключенный в своем собственном теле.
В конце концов, во время тура «Girls, Girls, Girls» я так устал от боли и был так расстроен, что у меня началась хроническая депрессия. Психологи давали мне антидепрессанты, а анестезиологи кормили меня обезболивающим, но ничего не помогало. Поэтому я решил попробовать своё собственное лекарство: алкоголь. Никки снова сидел на героине, Томми половину тура не осознавал себя, а Винс допивался до столбняка. Я же предпочёл держать мои проблемы в тайне. Но проблема с тайнами состоит в том, что никто не может помочь вам, если никто не знает, что с вами что-то не так. А в том туре многое было не так.
Глава 3. Томми
«Детальный путевой дневник с распорядком дня наших героев во время их следующей поездки, содержащий все подробности и мучительные детали»
У нас был огромной реактивный самолёт, мы имели неограниченное количество денег, и, чёрт побери, мы могли делать всё, что хотели. «Girls, Girls, Girls» было самым крутым временем, которое когда-либо было в моей жизни, или, по крайней мере, я так думаю, потому что никогда больше оно не было отмечено таким грёбаным порочным безумием. Наши тусовки были расписаны строго по часам, брат. Вы могли сверять по нам часы в любом часовом поясе, где бы мы ни находились, и узнавать точно, где, когда и в какое дерьмо мы вляпались.
Какое-то время у нас даже был собственный наркобарон, который всё время следовал за нами во время автобусного тура в своём экзотическом лимузине «Экскалибуре» с номерным знаком с надписью «ДИЛЕР». Всякий раз, когда мы выходили из автобуса, он внезапно оказывался тут как тут со своими алмазными «Ролекс», весь увешанный золотыми цепями, с парочкой сучек в каждой руке, разбрасывая узелки с коксом каждому из группы и дорожной команды. Это был сутенёр и торговец наркотиками, который на своих вечеринках всегда разгуливал в шляпе. Но наша звукозаписывающая компания была вне не в восторге от этого и сказала, что с ним нужно немедленно развязаться, т. к. он был настоящим магнитом для полицейских и неприятностей. Нам было жаль с ним расставаться, но чёртовы дилеры, сутенеры и тусовочные торчки проходили через нас десятками, дюжинами в том туре.
Каждый день был сражением между группой, которая находилась на грани развала, и компанией звукозаписи, которая решила держать нас под контролем. Возможно, мы и выиграли сражение, но проиграли войну. Для нас это был последний подобный тур. И, перефразируя писателя Стивена Райта, ничто не происходит так, как оно кажется. А происходило всё в точности следующим образом:
17:00–18:30: Телефонные звонки. Просыпаюсь. Ни черта не помню. Снимаю трубку. Выбираю между двумя интервью с радио-ди-джейем и газетным репортером. Если один в кровати, прекрасно. Если не один — тоже хорошо. Если нужно поблевать во время интервью, закрываю микрофон рукой и блюю на пол. Если на полу лежат люди, стараюсь не попасть на них.
Если интервью длится дольше пятнадцати минут, поворачиваюсь на бок и мочусь с края кровати в ближайший угол комнаты. Интервью продолжается.
Во время второго интервью, открываю дверь гостиничной обслуге. Пока не тошнит, ем. Снова вырвало. Конец интервью.
18:30–18:45: Вызываю носильщика. Стук в дверь. Посыльный выносит чемоданы, которые даже не были распакованы, с тех пор как предыдущий посыльный принёс их в комнату. Надеваю одежду, оставшуюся с прошлого вечера. Трачу десять минут на поиск солнцезащитных очков.
18:45–19:00: Выползаю из комнаты. Выхожу в вестибюль. Встречаю группу. Говорю: “Эй, чувак, как прошла ночь?” “Это было весело, мать твою”. “Точно”. Залезаю в фургон или лимузин, который везёт нас к месту выступления.
19:00–20:00: Добрались до места. Саундчек. Похмеляюсь за кулисами. Заказываю обед. Получаю сеанс массажа, чтобы вывести токсины из организма. Выпиваю. Слушаю музыку. Оттягиваюсь. Возвращаюсь к жизни. Встречаю придурков с радио и с лейбла. Слышу их вопрос, “Ты разве не помнишь, как ты обоссал полицейскую машину?” Искренне отвечаю: “Гм, нет”.
20:00–21:00: Выступает открывающая группа. Нахожу гардероб. Снимаю уличную одежду: черные кожаные штаны и черную футболку. Надеваю одежду для сцены: черные кожаные штаны и черную футболку. Вызываю смех у Винса, потому что он единственный из группы, кто принял душ. Сажусь на табурет от ударной установки перед зеркалом и открываю коробку с косметикой. Жирно обвожу глаза карандашом, крашу губы и накладываю грим. Размышляю: побриться или нет…
21:00–21:15: Выпиваю или нюхаю кокаин с открывающей группой, когда те возвращаются за кулисы.
21:15–21:20: Импресарио дает пятиминутную готовность. Поднимаю тяжести за кулисами, чтобы разогреть мышцы и вывести токсины с потом. Импресарио вопит, “Представление начинается!”
21:20–22:00: Пытаюсь поймать кураж. Играем “All in the Name of”, “Live Wire” и “Dancing on Glass”.
22:00–23:00: Кровь побежала по жилам. Адреналин ударил в голову. Играем “Looks That Kill”, “Ten Seconds to Love”, “Red Hot”, “Home Sweet Home” и “Wild Side”, и играем их хорошо. На пару с Никки высасываем четверть галлона виски: я — во время бас-, он — во время драм-соло. За кулисами Винс запивает пивом снотворное; Мик выпивает стакан чистой водки и улыбается, потому что остальная часть группы наивно полагает, что это просто вода.
23:00–23:15: Заканчиваем выступление с “Helter Skelter” и “Girls, Girls, Girls”. В полуобморочном состоянии и тяжело дыша, вхожу за кулисы. Хватаю кислородную маску. Смотрю на нетронутый обед.
23:15–23:45: Жду кого-нибудь, чтобы спросить: “У кого-нибудь есть нюхнуть?” Разделяю порцию кокса на две дорожки. Вдыхаю. Меняю потную сценическую кожу назад на потную уличную. Нахожу зал для встреч. Приветствую фанатов. В часы отдыха группа ищет простых человеческих радостей. Решаю отделиться от всех. Иду в офис менеджмента. Звоню Хизер.
23:45–24:00: Спрашиваю у менеджмента разрешения остаться в городе. Умоляю менеджмент разрешить остаться в городе. Обвиняю их в преднамеренно спланированной поездке группы в следующий город именно в те часы, когда открыты бары и стрип-клубы. Пытаюсь их побить, когда те это подтверждают. Сажусь в фургон или лимузин до аэропорта.
24:00–03:00: Прибыли в аэропорт. Жду Винса, чтобы закончить с девочкой в уборной аэропорта. На взлётной полосе встречаю наркодилеров. Сажусь на борт «Гольфстрим 1» — самолет с черным кожаным салоном. Нахожу место, предназначенное для меня. Удостоверяюсь, что бортпроводница заранее и правильно разложила на подносах наркотики и напитки для каждого. Для Никки — белое вино и «зомби пыль»[61]. Для Винса — снотворное. Для Мика — водка. Для меня — коктейль и «зомби пыль».
03:00–04:00: Прибываем в новый город. Если законы городских властей позволяют продавать алкоголь до 4 утра, спрашиваю представителя компании, как далеко до ближайшего стрип-клуба. У меня вырывается стон, когда тот отвечает, “Сорок пять минут”. Спрашиваю, спланировала ли компания это специально. Угрожаю насилием, когда те это подтверждают. Как бы там ни было, говорю водителю лимузина везти группу туда.
61
«Зомби пыль» (Zombie Dust)- Смесь «Хальциона» («Halcion») — успокоительного для нервной системы и кокаина — стимулятора нервной системы. Упаковывается и хранится в пузырьках. После приёма тело бодрствует, но мозг отключается.