— Я помогал ей подобрать этот амулет, поскольку Джиневра совсем не видит магического потенциала вещей. Я твердо уверен, что с ним все абсолютно нормально. Более того, я специально подбирал амулет так, чтобы он не мешал, и его вообще не требовалось снимать. А когда Джиневра надела серьгу, я дополнительно зачаровал ее на нетеряемость. То есть, Поттер, вынуть эту серьгу из уха Джиневра могла бы только собственноручно, и только имея четкое желание сделать это, а не зацепив случайно. Угадай, что первое я проверил, как только услышал о проблеме Джиневры?
— Чары на серьге.
— Именно. И я обнаружил, что они обновлены и изменены. Джиневра снимала ее.
— Вот как, — убито произнес Гарри. Не то, чтобы он верил в святость Джин, но считал, что откровенно врать ему она не станет. Глупо получилось…
— Ты рано скис, я еще не закончил! — безжалостно одернул его Малфой. — Угадай, что я сделал дальше?
— Заранее сдаюсь.
— Подлость, недостойную звания целителя! Джиневра как раз начала в очередной раз скандалить, доказывая, что беременной никак не может быть, и я заботливо поднес ей успокоительное, самую малость разбавленное веритасерумом. Правда, потом пришлось минут пятнадцать без пауз задавать ей исключительно правильные вопросы, чтобы она ничего лишнего не ляпнула при целительнице Кэйсил. Но зато все, что хотел, я узнал в мельчайших подробностях. Угадаешь, что?
Гарри стало противно. Следовало послать Малфоя с его слизеринскими замашками, и Гарри даже открыл рот, чтобы сказать, что он думает от таких методах добычи информации, но что-то во взгляде Драко его остановило. Остановило и заставило сказать:
— Не угадаю. Рассказывай.
— Твоя жена была искренна в каждом слове. Она твердо уверена, что никогда не снимала амулет и пила зелья после каждой неодинокой ночи. Я отдельно спросил, не могло ли зачатие произойти в результате алкогольного опьянения и сопутствующих ему глупостей. Я вообще спросил все, что можно было спросить, не наводя целителей на ненужные мысли, и чуть было не получил за это по физиономии от твоей благоневерной. Полный ноль, Джиневра вне подозрений.
Гарри слушал Малфоя с возрастающим напряжением.
— То есть Обливейт?
— Других идей у меня нет. А дальше мы можем накрутить версию в духе придворных интриг Люциуса I, что Джиневре зачем-то понадобилось заняться сексом без серьги, а потом забыть об этом. Сюжет интересный, но зачем? У меня опять-таки нет идей. Зато я знаю одно заклинание, которое заставляет людей делать то, что иначе бы они ни за что не сделали. Это заклинание называется…
— Империус, — хором с ним закончил Гарри. — Мордред! Но все равно: зачем кому-то понадобилось подстраивать беременность Джинни?
— Скажем так: причин для того, чтобы кому-то захотелось подставить жену Гарри Поттера и звезду «Холихедских Гарпий» я могу придумать заметно больше, чем причин такого поведения самой Джиневры.
— Мордред! — Гарри вскочил. — С какой точностью определяется срок беременности? Кто еще знает, на каком сроке сейчас Джин?
— С точностью до нескольких дней. Да кто угодно знает, это же Мунго, рассадник сплетен.
— Мордред! Мордред! Мордред! Это был испанский этап Кубка Вронского! Всем известно, что игроки две недели не покидали спортивного городка! Придется доказывать, что у меня был портключ в Испанию, и что-то сочинять про проникновение в общежитие, иначе Джин сожрут!
— Вот! — с мрачным торжеством кивнул Драко. — Значит, это уже не просто попытка оставить своего ребенка в чужой жене, а вполне себе осмысленный удар по репутации. Возможно, там еще и было применено зелье, повышающее фертильность, иначе вероятность зачатия с первой попытки… впрочем, мы не знаем, сколько было попыток. И заметь Поттер: все это скрывалось за твоей изящной формулировкой «произошла какая-то фигня», и вполне могло так навсегда и остаться скрытым за ней. И сама интрига, и тот мелкий факт, что Джиневра не просто сняла серьгу, но и занялась сексом без нее. А секс под Империусом я, например, считаю изнасилованием.
— Мордред! — Гарри врезал кулаком по диванной спинке, чувствуя, как сатанеет от ярости и острого чувства вины. Его Джинни, героиню войны, боевую подругу, почти сестру! Он снова не защитил…
— Так, до нужной кондиции я тебя раздраконил, — хмуро констатировал Драко, перехватывая его поперек груди и прижимая к себе спиной. Тепло малфоевских рук моментально вернуло Гарри способность мыслить здраво. По крайней мере, идея аппарировать из дома прямо в мордредову Испанию и убить там любого мужчину, который хоть на милю приближался к спортивному городку, перестала казаться единственно верным планом действий.
Драко снова опустился на диван, продолжая удерживать Гарри в объятьях. Некоторое время просто прижимал к себе, шумно дыша в волосы, потом заговорил, и в его голосе снова послышались нотки ярости:
— Не буду врать, сперва я думал, что Джиневра темнит. И если бы я оказался прав, я бы из нее душу вынул, будь уверен. Но вышло как вышло. Так что, если по итогам частного расследования ты решишь кого-нибудь убить, смело приглашай меня в сообщники.
— Джин уверена, что ты и сейчас злишься на нее. Говорит, лицо у тебя было такое, будто ты ее убить готов.
— Убивать хотелось, это правда. Но не ее.
— А ей ты почему сразу не сказал?
— Когда я привел ее из Мунго, она уже засыпала на ходу. Решил, что лучше дождаться, когда она будет нормально соображать. Да и надо бы хорошо расспросить ее о тех днях, в том числе и о сексуальных связях, может, найдется зацепка. Предпочитаю с замужними дамами таких разговоров не вести, а если вести, то только в присутствии и с одобрения мужа. А то у Джиневры рука тяжелая.
Неприятный разговор решили отложить на «после операции». Утром Гарри сопроводил жену в Мунго и с самым виноватым видом лично объяснил и целительнице Кэйсил, и всем, кто совершенно случайно оказался на расстоянии слышимости, что они с женой были безалаберны, и вот теперь Джинни приходится расплачиваться здоровьем за неосторожность обоих. Джин стояла рядом, вцепившись в его руку, смотрела в пол и тихо плакала. Когда Гарри уже неподдельно виновато сказал ей, что должен убегать в Аврорат, она коротко прижалась к нему и шепнула:
— Спасибо. Ты правда святой! — и Гарри в ответ поцеловал ее в лоб.
На работе он с рекордной скоростью разобрал и привел в удобочитаемый вид целую гору черновых отчетов, которая уже месяца полтора вгоняла в уныние весь отдел, и этим эпическим подвигом заслужил приправленную суеверным ужасом благодарность от Лонгюссона. И тут же, пока начальство еще не отошло от шока, попросил отгул на вторую половину дня. Видимо, из Мунго уже просочились какие-то слухи, потому что Лонгюссон кивнул с искренним сочувствием и без дополнительных вопросов распрощался с Гарри до следующего утра. Так что, к тому моменту когда Джинни отлежала в наблюдательной палате положенные после принятия абортивного зелья пять часов, Гарри уже снова был рядом, принял усталую и заплаканную жену с рук на руки у целительниц и самолично аппарировал домой с соблюдением всех предписанных предосторожностей.
Еще час Джинни продремала в своей комнате, потом достаточно оправилась, чтобы выпить чаю с тостами, и Гарри решил, что дальше тянуть уже не стоит. Подсел на край кровати и принялся рассказывать от самого начала до самого конца — от бессовестного, но эффективного Малфоя до неизвестного ублюдка, вероятно применившего Империус.
Финальный вывод он озвучить не успел. После слов об Империусе Джинни позеленела и, зажимая рот руками, метнулась в ванную. Гарри бросился следом, опасаясь, что после аборта ей может стать по-настоящему плохо, но Джинни только отмахнулась от его встревоженного голоса и склонилась над унитазом. Расставшись с недавно съеденным, она нетвердо поднялась на ноги и начала остервенело сдирать с себя одежду.
— Мне надо в душ. Я в порядке, мне просто надо в душ. Не смотри на меня! — вдруг истерично взвизгнула она, и Гарри поспешил отвернуться.