— Итак, вы знаете парня по имени Фалько. Уверен, нас таких несколько. Особенно в Нью-Джерси.
Тишина.
Он прав. И знает это. И я знаю. Да и все мы знаем.
Начальник тупо моргает, потом спрашивает:
— Где ты родился, сынок?
— В госпитале Нью-Йорка, в апреле семьдесят пятого.
Он всасывает со свистом сквозь зубы воздух, отступает и пялится на меня, моргая.
Облизывая губы, он не торопится говорить то, что планирует.
— Детектив Куэйд, вы привели мне не Антонио Фалько.
Я чувствую, как Куэйд паникует и начинает говорить:
— Сэр, я не зн…
Но его перебивает шеф, добавляя спокойно:
— Ты доставил мне его сына.
Что он сейчас сказал?
Шеф полиции делает шаг навстречу, не моргая, и говорит слова, о которых я уже догадываюсь, но не хочу слышать:
— Антонио Фалько. Младший.
Дерьмово.
Придурок знает моего папашу.
Глава 14
АЛЕХАНДРА
Забавно, как некоторые моменты могут изменить вашу жизнь, придать ей форму, превратить ее в нечто незнакомое, увести в чужое место, и всё, что вы можете сделать, это принять факт или проиграть бой.
Что ж, я не принимаю этот факт. Я также не ожидаю проиграть бой.
О чем я думаю прямо сейчас?
О том, чтобы, мать вашу, рискнуть.
Я устала быть слабой, слушать, куда идти, что делать, как одеваться. На этот раз я беру контроль над своей жизнью, и если это означает, что мне нужно с улыбкой покончить с собой, пусть будет так.
Юлий ошибается.
Я никогда не вернусь домой. Точно не по своей воле.
Если он искренне верит, что сможет отвезти меня туда, то единственный способ, которым я позволю ему, — сопроводить мое холодное, безжизненное тело к порогу дома моего отца.
Я наполовину лежу на кожаном шоколадно-коричневом диване, пока Юлий сидит рядом на кофейном столике, лицом ко мне, наблюдая за мной этими холодными, голубыми глазами, его локти лежат на коленях, прикрывая рот кончиком пальца, я напоминаю себе, что этот человек гораздо опаснее, чем выглядит.
Его спокойное поведение заставляет мой разум работать с удвоенной скоростью, а тревога заставляет меня шептать дрожащее:
— Кто ты, черт возьми, Юлий Картер?
Голубые глаза щурятся на меня, но я не получаю ответа.
Из открытого дверного проема уверенный голос мурлычет:
— Он тот, кого стоит вызвать, когда самым лучшим удается облажаться.
Линг шагает вперед, широко улыбаясь, и на мгновение меня удивляет, как женщина с набитыми в нос салфетками, еще может выглядеть красиво. Она садится на такой же диван напротив моего, немного левее, чтобы запугать меня своим злобным, жестоким взглядом. Скрестив изящные ноги, она разглаживает свое черное платье утонченными пальцами.
— Юлий Картер является судьей, присяжным и палачом. — Я бледнею, у нее вспыхивает жемчужно-белая улыбка. Она любит то, что делает со мной. — Юлий не создает законы этого мира, Алехандра. Он и есть закон.
Внутри меня все мучительно переворачивается.
Что ж. Это, безусловно, заставляет меня чувствовать себя лучше.
Спасибо, Линг.
В бессознательном состоянии моя рука сжимает тонкий материал на животе, и я борюсь с гримасой. Я терпеть не могла нервничать.
Взгляд Юлия движется вниз по моему телу и останавливается там, где покоится моя рука. Медленно выпрямляя спину, он сует руку в карман и достает оранжевую баночку с таблетками. Быстрым движением он бросает банку мне, и я легко ловлю ее. Мой лоб морщится в замешательстве, когда я смотрю вниз на этикетку и вслух читаю: «Доксиламин». Я открываю рот, чтобы спросить, что это такое, но не могу вымолвить слово. Я очень устала.
Юлий говорит впервые после нашей ожесточенной схватки во дворе:
— Это поможет тебе удержать еду внутри.
— Еду? — О чем он?
Мужчина ведет себя с достоинством, с колоссальной выдержкой.
— У девушки моего приятеля была такая же проблема. Прими таблетки. Ты должна есть. — Он добавляет: — Для ребенка.
Ребенка?
О, господи!
Мой желудок скручивает в узел, что я не могу скрыть гримасу боли на своем лице.
— Ребенка, — бормочу я, сжимая материал одной рукой, а другой оранжевую баночку с таблетками. Я смотрю на стену над головой Линг.
Я не знаю, что мне делать.
Юлий смотрит на меня заботливо, но Линг… она видит меня. Она видит то, чего не видит Юлий.
Это я обманщица. Мошенница.
Если у меня есть шанс исправить вред, который я уже нанесла, и заставить Юлия взглянуть на меня как на личность, а не на мешок с дерьмом, я должна быть честной. Мне нужно, чтобы он достаточно доверился мне, чтобы ослабить свои защитные инстинкты. Мне нужно, чтобы он перестал подозревать меня, чтобы я могла достать его пистолет и покончить с этим.