Глава 7.
Огромная аудитория университета была заполнена лишь наполовину. Студенты занимали места как можно ближе к доске, освобождая задние ряды. Лектор беседовал с ними о важности расположения глаз в человеческом черепе и почему не стоит утрировать ширину переносицы.
Единственным человеком, занявшим стул у самой стены, поближе к выходу, была Райк Горовиц-Штеффи. Она закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях. Осанка, как и всегда, была прямой. Это выделяло ее среди всех присутствующих.
Брунс испытал облегчение, когда наконец нашел ее спустя полтора часа от начала рабочего дня. В отличие от всех сотрудников компании, которых делало счастливыми ее отсутствие, молодой секретарь был обязан отыскать свою начальницу. Телефон в его кабинете разрывался от звонков, аналитики требовали личной беседы с леди Райк, и, естественно, никого не волновало, что ее даже не было в стенах конторы.
Мужчина прошел между рядами, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Наконец, он уселся рядом с девушкой, что так скучающе рассматривала кутикулу своих ногтей.
– Леди Райк! – Воскликнул Брунс чуть громче, чем требовалось, однако никто, включая саму девушку, не обратил на это внимание. – Я везде тебя искал.
После того случая на прошлой неделе, когда та не придумала ничего умнее, чем начать дразнить Брунса в запертой комнате, леди вдруг поняла, что лучше всего будет перейти на «Ты». Сам секретарь все еще привыкал к новой привилегии и до сих пор делал длительную паузу перед этим словом.
– Это того стоило?
– Аналитики злятся, что ты без конца переносишь встречи, мне звонили по поводу новой рекламы, ждут от тебя правки, а Граф хотел поговорить с тобой.
– Почему же он мне не позвонил?
Брунс вынул из кармана пиджака мобильный телефон и протянул его руководительнице.
– Тогда все ясно.
Она забрала телефон, и даже не потрудилась включить экран, чтобы взглянуть на количество пропущенных звонков.
– Говард попросил меня присутствовать на его лекции. Не могу сказать, что в восторге от предложения, но отказать не могла. Нашей компании важно сотрудничество с ним. Нельзя допустить, чтобы он разнылся из-за малейшей мелочи.
Брунс кивнул, хоть и не сразу понял, что такого важного в этом Говарде. Наклонившись вперед, он упер локти в колени и прислушался к его голосу. Мужчине на вид было лет тридцать пять. Его пышные волосы шли волнами, закрывая уши и спадая на плечи. Несмотря на выпирающий массивный шнобель, он выглядел достаточно привлекательным, чтобы иметь популярность у женщин.
Лицо мужчины уже было знакомо ему по фотографиям, которые ранее переслал Кипп. Он фигурировал в деле Винзенза Штеффи, однако быстро был вычеркнут из числа подозреваемых. На тот вечер Говард имел железное алиби: выпивал в кругу друзей, попутно решая рабочие вопросы в переписке с леди Райк.
Многие называли этого человека заклятым врагом убитого, правда, сам Брунс причину этого не знал. Вопреки слухам, они явно не могли быть друзьями детства, поскольку большую часть жизни Говард провел в Австрии. Это выдавал его акцент, идущий вперед него мягкой песней. Этот лиричный тон напоминал симфонию. Особенно ярко выражалось то, как он «смягчал» букву «А», заменяя ее на «О».
Такая форма речи напоминала ему школьные годы, а точнее летние каникулы, которые проведились в Вене с бабушкой. По сей день Брунс был уверен, что это были лучшие дни его жизни.
– Что ты думаешь об этом человеке? – Поинтересовалась леди.
– он выглядит приятным человеком.
– Боюсь, что только для тебя – она поджала губы и откинулась на спинку неудобного стула.
Последующие двадцать минут Брунс провел рядом со своей начальницей, заслушиваясь лекцией о физиогномике. Его больше не волновала работа. А любая попытка, предпринятая совестью, напомнить Райк о потраченном времени подавлялась интересом к новой информации. Завораживало то, с какой точностью Говард пересказывал приметы, присущие множеству бандитов, которые ему довелось увидеть при работе. Близко посаженные глаза говорили о хитрости. Большая нижняя губа и тонкая нижняя свидетельствовали о смиренности характера. Такие люди многое хотят, однако почти ничего себе не позволяют. Широкий лоб и небольшой подбородок показывали окружающим ум человека. Брунсу было приятно думать о том, что именно такое впечатление производило его треугольное лицо.